Шрифт:
Пополнение прибывало в лохмотьях и опорках, да и старые бойцы пообносились. Плохо обстояло дело с седлами, подковами, гвоздями. Бойцам и комсоставу не платили зарплаты уже три месяца. Условия для обучения и переподготовки были довольно сложными.
Пришел новый приказ: немедленно грузиться и спешить на защиту Петрограда. Прочтя ошеломляющий приказ, комбриг молча протянул его временному политкому Чебану и Каменскому, а сам спрятал лицо в ладони и долго сидел так, подперев голову руками. Потом он так же молча ушел в аппаратную, на провод.
Котовский ругался с штабом дивизии. Сохранившаяся лента этого разговора начинается примерно следующими словами комбрига-134: «Вы с ума сошли? Вы рехнулись? Вы хотите, чтобы подохли кони, а люди разбежались? Я брошу все к черту, я уйду в отставку!»
Но Григорий Иванович был уже не тем Котовским, с которым мы мечтали в Одесском порту полгода тому назад.
Он тогда сказал:
— Не пустят в Бессарабию? Сам уйду!
И, возможно, он выполнил бы свою угрозу, если б не беседа с Яном Гамарником, секретарем губкома партии. Тот сказал ему:
— Конечно, вы еще не коммунист, и мне нечего напоминать вам о партийной дисциплине. Я апеллирую только к вашему здравому смыслу. Вы хотите сегодня, завтра «послать все к черту» и уйти партизанить в Бессарабию? А почему вам через месяц с боем не войти в Бессарабию во главе вашего кавдивизиона?
Тогда Григорий Иванович прислушался к голосу здравого смысла. Теперь же, угрожая Якиру отставкой, он прекрасно знал, что этого не сделает ни при каких обстоятельствах. Знал об этом и Якир. Пришли газеты с обращением Ленина о том, что нужно приложить все усилия для защиты Петрограда.
Бригада готовилась к погрузке, политруки читали вслух по взводам воззвание Ленина. Мне думается, что, не будь уговоров Якира, бригада все равно погрузилась бы: старые бойцы переродились не в меньшей степени, чем Котовский. Приказ есть приказ, и его нужно выполнять! Да еще вдобавок — Ленин!
Пока нас везли до Петрограда, армия Юденича была уже обращена в бегство, мятеж форта Красная Горка ликвидирован, «пятая колонна» в армии, во флоте и в Петрограде разгромлена. Белых гнали в основном питерское рабочее ополчение, морская пехота и башкирская кавалерийская бригада.
Мы поступили в резерв штаба обороны Петрограда и разместились в Детском Селе, ранее — Царском Селе, в бывших кавалергардских казармах. Было холодно, голодно: хлеба давали триста граммов, две воблы.
Вскоре с продовольствием и фуражом стало легче. «Петроградская правда» напечатала статью о легендарном бунтаре-одиночке, начальнике неуловимой дружины одесского революционного подполья Григории Ивановиче Котовском, чья бригада сейчас стоит под Петроградом, в Детском. Котовского стали наперерыв приглашать на заводы, он выступал в цехах, клубах. Рабочие, в свою очередь, ездили в гости в бригаду. Питерские пролетарии в ту пору сами голодали: они сразу поняли, в каком положении находятся полки Котовского.
Посыпались подарки: на общих собраниях заводов и фабрик принимались резолюции — отдать полдневный, однодневный хлебный паек бригаде Котовского. Четыре цеха Путиловского завода на общем митинге вынесли резолюцию: отдать однодневный хлебный паек бригаде Котовского, а в продкоме обменять эти карточки на ячмень для лошадей.
Тесное общение с питерскими рабочими оставило в душе Григория Ивановича глубокий след. Он ни с кем на эту тему не говорил, но года четыре спустя мы с ним вместе ездили на один из киевских заводов, где рабочие стали «бузить», протестуя против плохого продовольственного снабжения. Котовский поехал туда по путевке горкома партии.
В своем выступлении Григорий Иванович вспомнил о пребывании в Петрограде. Он сохранил блокнот, в котором была запись: паек рабочего Петрограда в период войны с Юденичем. Котовский рассказал, как питерские пролетарии, голодая, работая за двоих, отрывали часть от своего скудного пайка, чтобы поделиться с бойцами бригады.
…В Петрограде стояла отвратительная погода, падал мокрый снег. Котовский простудился и заболел воспалением легких.
Ночью он бредил, наутро температура дошла до 39 градусов, когда Каменский принес комбригу газету с лозунгом «Пролетарий — на коня!» и приказы Ставки. В одном из них сообщалось о формировании двух конных армий, в другом — предлагалось командирам стрелковых дивизий «по мере возможности» формировать за счет кавдивизионов, там, где они имеются, и полковых конных разведок кавалерийские бригады.
Услышав это, Котовский пытался подняться с постели.
— Пустите меня, — бормотал он, — я уже здоров! Пустите меня…
Мы с Каменским едва удержали его на постели. Потом Григорий Иванович впал в забытье и стал бредить. Кризис наступил у него в тот день, когда мы получили приказ о погрузке в эшелоны для следования в Екатеринослав. 45-я дивизия поступала в распоряжение Южного фронта, войска которого преследовали отступающих деникинцев, лишь недавно угрожавших Москве.
Оставив больного комбрига в петроградском госпитале, куда для свидания с ним ежедневно наведывались с передачами питерские рабочие, мы погрузились в эшелоны и проехали до города Глухова. Оттуда, изредка уничтожая по пути белогвардейские арьергарды, мы с боем прошли до Полтавы.