Шрифт:
Кошка утвердительно склонила голову.
– Мы все тебя слушаем. Говори.
– Я хочу спасти папу! Хочу домой! – Тишка всхлипнула и спрятала лицо в ладонях.
– У тебя дома смерть, – ответила женщина.
– Боже! – она сразу поверила и перестала плакать от страха. – Папа, да?
– Папа жив, – покачала головой женщина.
– А кто тогда? Бабушка? Или…
– Ты сама. Ты умираешь, девочка. И я смотрю твой последний сон.
– Кто вы? – прошептала Тишка.
– Я кошка и ее тень. Я две реки, бегущие из одного моря. Я сухая вода пустыни. Я сон, который поймал своего ловца. Я бабочка, которая сожгла солнце.
– Это какой-то бред. Вы мне снитесь, да? Это сон… это кошмарный сон, да?
Женщина мягко улыбнулась. Лицо ее было похоже сразу и на скуластую морду черной кошки, и на каменные лики сфинксов.
– Это ты мне снишься, не путай. Но я не знаю, кошмарный он или нет. Твой сон, ты и выбирай.
– Простите?
– Ты сама можешь выбрать, как исполнить собственное желание.
– Какое желание?!
Женщина буднично сунула руку в карман джинсов и достала измочаленный бумажный самолетик:
– Он долетел до моей реки. Я прочла. Твое желание дало Черному власть над частью твоей души. Тут написано «Я хочу быть свободной!». Ты будешь свободной. Но что ты отдашь за свою свободу?
– Я ж не знала! – дернулась Тишка. – Что тут такого? Мы просто шутили с подругой, понимаете? Это игра!
– Когда просишь свободы, всегда играешь со смертью.
Темно.
Голова гудит.
Всего два ощущения – темно и гудит. Темно и гудит. Как будто голову шмелями набили, ей-богу.
Ника разлепила веки.
Темно.
Закрыла. Открыла. Закрыла.
Все равно темно.
Пожалуй, с закрытыми глазами темнота терпимей. Хоть какое-то разнообразие – цветные пятна, точки, тающие световые ниточки.
Особенно сильно гудело справа. Она потрогала: было непонятно – есть кровь, нет?
Ника провела ладонью по близкой шероховатой стенке, поняла, что кирпичи, и села, привалившись спиной. Знакомые запахи… Пыль, мокрые тряпки… старые трубы… ржавая стекловата, кирпичи… она на чердаке. Ну конечно! А гул – это не внутри головы, это снаружи – так потревоженные голуби хлопают крыльями в узких боковых проемах.
А почему так темно?
Да потому что ночь.
Гудение в голове разом переместилось наружу. Ника, опираясь о стену, поднялась. Как она здесь очутилась? Она прыгнула в зеркало… и, кажется, разбила его. А что дальше? Где Джучи? Где Лев? Где… Черный?
Шагнула вбок, ведя ладонью по стенке. Сквозняк подсказал, что там вентиляция. А где вентиляция, там и лестница.
Ладонь провалилась в пустоту. За углом вправду была лестница. Через миг Ника уперлась макушкой в знакомую дверь.
Тяжелая, зараза.
Она надавила всем телом изо всех сил – и дверь наконец-то подалась, выпустила ее со скрипучим надрывом.
Свобода! Родная крыша!
Тут бесновался ветер. Он раскачивал город точно цветущее электрическими цветами дерево. Сверху, в облачных разрывах, мерцала луна. Антенны дрожали, хлопали задирающиеся края жестяных карнизов. Ветер смешивал грохот и стонущий шелест тополей снизу. Как будто они решили наконец-то вырвать корни из земли и улететь в черное безумное небо.
– Лев!
Ника бросилась к любимому их месту. Никого. Только вой ветра и быстрые тени от облаков.
– Лев, ты где? Эй!
Она металась по крыше.
Вот кирпичная будка, где они сидели вместе в последний раз. Стена отбрасывала рядом мазутную тень. Неожиданно наступило затишье – и с темного неба вдруг полетели белые крутящиеся пушинки, тополиный снег. Они щекотали губы, щеки, руки, невесомо скользили по коже, танцевали перед глазами.
– Ле-ев!
Глухой скрежещущий грохот.
Так могла лязгнуть только дверь на чердак, если захлопнуть ее со всей дури.
Она обернулась.
Огромная черная тень шла к ней, далекие антенны казались ее рогами. Красный огонь вспыхивал под низко надвинутым капюшоном.
Танцуешь ты – и никто не может тебя удержать. Оживаешь ты – и никто не может тебя погубить. Да будешь ты юна и лишена всякого зла. И птица крови твоей пусть летит в чистые небеса. Всякий идущий из Дома Жизни в Дом Смерти пусть оставит там свою мертвую душу и примет живую, подобно тебе. Имя твое не кончается, как песок в пустыне, как ветер среди облаков. О, прекрасная кошка, дарованная навеки!