Однако когда впереди появились признаки человеческого жилья, он опять насторожился и внутренне как бы ощетинился. Он ни разу не был в этой деревне, но слышал о ней много. Она была в три раза больше, чем его родная деревня. И раз в месяц, по воскресеньям, здесь даже устраивали ярмарки.

В деревню Олег входил с некоторой опаской. Он надеялся, что здесь еще не знают о том, что произошло в их деревне. После всего, что случилось, он был совершенно отрезан от жизни людей. Кто-то из односельчан вполне мог добраться до этой деревни и рассказать любопытным о том, что произошло у них в конце зимы. Тем более что волки уничтожили всю скотину и теперь людям надо было восстанавливать поголовье. А здешние ярмарки славились своим скотным рядом. Правда, обычно односельчане отправлялись за покупками вверх по течению. Но все бывает…

Олег вошел в деревню. Посреди улицы в большой луже возилось несколько слегка отощавших за зиму свиней. На дощатых мостках, под обрывистым берегом, рыбаки торговали утренним уловом. Стайка женщин с ведрами оживленно болтала у высокого колодезного сруба с огромным, почти в рост человека, воротным колесом, изукрашенным искусной резьбой, уже потемневшей от времени и непогоды.

Из десятка рыбаков, сидящих на мостках, большинство уже распродали свой улов и оставались здесь, чтобы не прерывать плавно текущую, степенную беседу. Когда Олег появился на мостках, двое, в корзинах которых еще поблескивала рыба, встрепенулись. Но, разглядев худого угловатого пацана, вновь погрузились в неторопливую беседу. Олег остановился, не зная, как объяснить свое появление, и не зная, как уйти. Но его никто ни о чем и не собирался спрашивать. Олег несколько растерянно потоптался на месте, потом прошел до конца мостков и опять вернулся к рыбакам. Одному из них, который почти не принимал участия в беседе, а просто лежал, вытянув босые ноги и надвинув на лоб мятую войлочную шляпу, как видно, надоело слушать шаги, и он, приподняв шляпу, спросил грубовато, но, в общем, добродушно:

— Тебе чего, парень, рыбы или, скажем, лодку хочешь нанять?

Подобное предположение, высказанное в адрес худого паренька в изрядно поношенной одежде, к тому же явно перешитой с чужого плеча, показалось рыбакам забавным, и все дружно рассмеялись. Олег вытерпел это, хотя и слегка насупился. А когда смех замолк, вежливо ответил:

— Рыбы я бы купил. Вот только хотелось бы ее покоптить. Всё я сразу не съем, а дорога дальняя, испортится.

— Ну, за этим дело не станет, — оживился один из тех, у кого еще оставалась рыба, — ежели подождешь, так я к вечеру все и закопчу. А сколько возьмешь?

— Так штуки три, — степенно ответил Олег.

— А чем расплачиваться будешь?

Олег молча скинул мешок и, развязав горловину, достал кусок полотна, в который было завернуто с десяток кованых крючков, которые он прошлым летом сам сделал в кузне Федора-кузнеца.

— Дам половину.

Рыбаки оживились. Крючки пошли по рукам. Каждый попробовал согнуть крючок, потрогал пальцем острие, внимательно осмотрел ушко. Наконец хозяин рыбы кивнул:

— Идет. Вон, видишь дом на косогоре, с белой трубой? Приходи на закате — заберешь свою рыбу.

Олег кивнул. В этот момент подал голос белоусый рыбак:

— А куда идешь-то, парень? — лениво спросил он. Как ни странно, до этого вопроса Олег так ни разу и не задумался, куда он идет. И почему его путь лежит именно на север? Он просто ушел из того места, где больше не мог оставаться. Но сейчас ответ пришел сам собой.

— Я-то… — Олег сделал паузу, как бы привыкая к мысли, которая возникла в его голове только что. — В капонир «Заячий бугор».

Белоусый приподнял свою войлочную шляпу и окинул мальчишку насмешливым взглядом.

— В Рядовые, значит? — он встопорщил усы в ехидной усмешечке. — Ну-ну. Только вот маловат ты еще для энтого, парень. Люди капониров в Рядовые только в восемнадцать годков принимают, а тебе, чай, еще и шашнадцати нет.

Олег с минуту помолчал, а потом тихо ответил:

— Ничего, меня примут.

В его голосе была такая непоколебимая убежденность в том, что все произойдет именно так, что рыбак, уже приготовивший хлесткую фразочку, внезапно запнулся и только пожал плечами.

Потомственный старшина Второй батареи Восьмого гвардейского дивизиона капонира «Заячий бугор» Леонид Пянко инструктировал наряд. Эта церемония была для него настоящим священнодействием. Именно инструктажи были уроками, на которых в тупые головы Рядовых можно было вбить благоговение перед величием Цели, которой посвятили жизнь люди капониров, заставить их еще раз повторить вслух священные слова Уставов и Наставлений, укрепить дух сомневающихся.

— Рядовой Кулиш!

Молоденький Рядовой, только год назад присоединившийся к людям капониров, так тянущийся перед уважаемым Потомственным старшиной, что у самого Старшины при взгляде на него болят шейные позвонки, вздрогнул и, еще больше втянув плоский живот, выдохнул резким фальцетом:

— Й-а!

Потомственный старшина одобрительно кивнул головой и, степенно пройдясь перед куцым строем, продолжил:

— Ну-ка расскажите мне, кто есть часовой?

Рядовой выкатил глаза, сглотнул и, до отказа развернув плечи, привычно затарабанил: