Сегодняшнее ее положение в такие минуты глубоких раздумий казалось легкой авантюрой, не более. Подумаешь – бегство в никуда с миллионом евро! Это не болезнь, не смерть… Скорее, проверка на прочность их отношений с Борисом.

…Георгия Агашева она заметила сразу, едва он вышел из времянки и направился к калитке. Распахнув окно в кухне, где был устроен спокойный наблюдательный пункт, она тихо окликнула его. Увидев ее в окне, он удивился, быстро вошел в дом.

– Они уехали. Дом – ваш, – сказала она ему торжественно, вручая нотариальный акт и устно выдавая одну из своих версий покупки дома и передачи его семье Агашевых.

А потом она почувствовала дурноту, извинилась и вышла. За калиткой ее вырвало. Затем еще раз. Она вспомнила один фильм, который смотрела не так давно, где главную героиню тоже начало беспричинно рвать. И хотя все как бы указывало на ее беременность, на деле оказалось, что ее тошнит просто как бы от самой жизни. Психология.

Извергнув из себя содержимое желудка, Надя еще какое-то время бродила по улицам, не понимая, что с ней происходит, пока ноги сами не привели ее в Рыбацкий переулок.

Она вошла в дом как раз в тот момент, когда Антонина пыталась выяснить у своего мужа детали продажи дома. Она задавала совершенно правильные вопросы, и Георгий с трудом находил для нее удобоваримые ответы. Когда же Тоня спросила его, какой смысл Наде возвращать им дом, Надя решила ответить на тот вопрос сама: «А смысл очень простой. Вы тринадцать лет горбатились здесь на чужих людей по вине Виталия… Вам здесь знакома каждая козочка, каждый кирпич… А мне нужен дом в Лазаревском, за которым бы присматривали свои люди… Сначала я оформила этот дом на себя, а сейчас, если вы не против, мы все переиграем, и я подарю его вам, Антонина. Так будет всем удобно…»

Понимая, что ее объяснение звучит неубедительно, что все вокруг складывается крайне нелепо и ужасно глупо, что жизнь загнала ее в какой-то душный тупик, из которого некуда и не к кому идти, она вдруг увидела гигантских черных мух, которые закружились прямо перед ее внутренним взором, а потом кухня перевернулась, и Надя полетела в пропасть…

Она пришла в себя уже вечером, и первым человеком, которого увидела, была Антонина.

– Где я? – спросила Надя, оглядываясь и понимая, что лежит на кровати в больничной палате.

– В больнице, Наденька, – подтвердила Тоня.

Она выглядела испуганной и смотрела на Надю глазами человека, уверенного в том, что он виновен во всем плохом, что произошло на данный момент в мире.

– А что со мной?

Судя по тому, что за окном небо потемнело до темно-лилового оттенка, день плавно переходил в ночь.

– Доктор сказал, что у вас нервное истощение. Сначала он предположил, что вы беременны, но это не подтвердилось…

Она лежала под системой. Капля за каплей к ней, из опрокинутой бутылки с прозрачным коктейлем из жизненно важных препаратов, возвращались здоровье и силы.

Спустя полтора часа Антонина с Георгием уже везли ее домой. Как драгоценную гостью, как родственницу, как близкого и родного человека. И был ужин в кухне, где Тоня тринадцать лет назад последний раз чувствовала себя хозяйкой, был долгий задушевный разговор, в результате которого Надя призналась им в том, что никакого ребенка она от Виталия не рожала. Рассказала все, как есть, скрыв лишь сумму переданных ей незнакомцем денег.

– И ты решила, что эти деньги тебе передал Виталий? – Антонина горестно покачала головой.

– Ты ешь, ешь, Наденька, – Георгий положил ей в тарелку еще одну жареную куриную ножку с рисом. – Какая-то просто невероятная история!

– Мой брат не был способен на подобный поступок, уж можешь мне поверить, – сказала Тоня.

Она раскраснелась от выпитой водочки, от волнения и внезапно свалившейся на нее радости, и теперь мысли ее были направлены исключительно на Надю, на то, чтобы уберечь ее от беды.

– Обещай мне, что больше никому не расскажешь об этих деньгах, – сказала она, крепко хватая Надю за руку и сжимая до боли. – Ты не блаженная, случаем? Разве можно вот так, незнакомым людям рассказывать о таких деньжищах? Убьют, ограбят, даже бровью не поведут!

– Но я же и не собиралась… Но потом, когда я решила переписать дом на вас, как бы я объяснила вам это? Я запуталась, Тоня, совсем…

– А если окажется, что ты взяла чужие деньги и тебе нужно будет их отдать?

– Вас-то это никак не должно волновать.

– Так тебя же могут за это убить!

– Мне уже все равно…

Она не лукавила. Ее состояние к тому времени было близко к очередному кризису и, одновременно, к какому-то простому и легкому решению, но вот поймать его за хвост пока не удавалось. Основная мысль постоянно ускользала.