– Это кто же… до-би-рается?! – кричит писарь. – Кто вы такой?!

– Опять диспут? I – раздается командный голос матроса.

От кремлевской стены подходит кучка.

– Ко-му табачкю хвабрики Дукату?..

– А вот-с, товарищ, голубям народное пропитание изводят при общем дифиците… не угодно ли полюбоваться на социальное явление жизни I – ораторски возглашает франт-писарь. – Затемнение народных инстинктов! И притом, антисанитарно! помет, нечистота! А они еще возбуждают коллективное собрание…

Матрос окидывает всех молниеносным взглядом, но голуби покрывают все.

– К чертовой матери! Ш-ши!!..

С резким свистом гранаты прыгает он в голубиную стаю, крутится там и машет. Взрывом взметаются голуби, кружатся в шуме и хлопанье, затемняя солнце сизой тучей, и… опять опускаются. Вихрь пыли и пуха.

– Гранаткой, товарищ матрос, гранаткой! – кричат мальчишки.

– А ну-ка, погляжу! – радостно рыкает солдат-табачник. – Дитю бы не задело… Уберите, барыня, дитю от греха!

Дама схватила девочку и отбегает. Бежит и господин в крылатке. Матрос все крутится и свистит. Задевает ногой старухину корзинку. Но старуха цепко сидит на своей тумбе, прихватив корзинку, и не дрогнет. И голуби не боятся – стараются сесть матросу на голову.

– Ну их к дьяволам! – кричит запыхавшийся матрос, счищая с рукава.

– Фуражку обгадили вам, товарищ!

– А вы чего возмущаете? Объясните в трех словах! – хватает матрос господина за крылатку.

– И объясню! Вы православный, русский?.. – вы поймете! Я по вашему лицу вижу – поймете! – кричит господин. – Вы православный, русский?..

– Эк, развоевался! – ворчит старуха. – Меня не собьешь! У меня семеро таких, как ты, внучат-сопляков колобродится. Провоевался, ерой, теперь с голубями тебе воевать надоть. Корми вот меня, свиненок!

Что со старухи взять? Матросу не по себе, и он ухватывает господина за крылатку:

– В трех словах!

– Позвольте! вы меня оставьте!.. – не в себе, кричит господин, сдергивая очки. – Это наше, родное! Это светлая русская душа! Не вынимайте души!..

– Я с тебе души не вынаю! Объясняй! Господин смотрит растерянно и устало машет.

– Все равно не поймете…

На него смотрят, разинув рты, усевшиеся на мусорном ящике солдаты. Кривя губы усмешкой, следит за всеми все такой же строгий рабочий.

– Точней, к делу! – требует матрос.

– А вот-с… Это последнее у нас… голуби! Понимаете, последнее! Мы ожесточились… Мы уже не признаем нн родины, нн родной крови… Но мы еще не звери! И эти голуби, заведенные издавна… этот старый народный обычай… эти голуби нас еще связывают… перед этим чудом-собором… То есть, я хочу сказать, я болею душой…

– Одурел! – машет матрос. – Дома бы сидел, коли болен!

И он уходит, счищая с фуражки.

– А все-таки он понял! – кричит господин восторженно. – Не мог не понять! Он весь русский. И все поймет! У него лицо!., ярославское у него лицо!.. И говор ярославский, коренной! И все поймут, и они поймут, белозубые! – радостно тычет он на солдат. – Родное – да не понять?!.. Еще! кидай им еще, старушка! – взволнованный до слез, говорит он, дрожащими пальцами роясь в кошельке. – Вот рубль, вот еще полтинник, вот…

Он вышаривает вытертый кошелек, выкидывает марки, три медные копейки, вызывающие удивление, еще марки… Все придвигаются, обступают. Даже мужик перестал удить. Голубей, кажется, еще больше стало. Они налетают со всего становища, со стеклянных кровель Рядов, совсю-ду. Шумят-шумят…

– Старые московские голуби! наши голуби!.. – восклицает господин в крылатке, чуть не плача. – Такие же были и при Грозном, и когда татары жгли Русь… и когда за этими стенами Кремля сидели поляки, и умирала Русь! Когда народ выдвинул Минина, великого гражданина, – вон он указывает на Кремль… и они были! Они и теперь! Они видали русские рати, спасавшие родину, Москву! Они носились в пожаре Кремля, они слышали победный звон колоколов кремлевских! Какими мы стали! А они – все те же, неизменные!.. Кидай, кидай, старуха!..

Он выкидывает из своего тощего кошелька последние марки. На него смотрят недоуменно, разинув рот: вот чудак!..

– Никак не реагируют! – растерянно кричит он мне, барыне с девочкой, рабочему с газеткой. – Они совсем ничего не сознают!!.. – тычет он на солдат, щурящихся на солнце и поплевывающих шелуху. – Связи с национальным! У них нет этого духа – родины! Своего родного не знают! Ни прошлого, нн будущего для них нет, только – сегодня! Воздуха-то этого, этого аромата родины! Что их отцами и дедами кровью спаяно, такое огромное, наша Россия, которую они должны сделать счастливой, светлой, своею гордостью, – для этих… звук пустой! Проходной двор!..