Руфь (Без указания переводчика)

(Елизавета Элеггорн Gaskell, урожденная Стефенсон) — английская романистка (1810–1865). Выйдя в 1832 г. замуж за унитарного проповедника, Гаскель принимала деятельное участие в миссионерских трудах среди бедного населения, а также в тюрьмах фабричных городов, равно как в школьном обучении молодых работниц. Уже в первом ее романе «Mary Barton» (1848), в котором она дает художественно написанную и основанную на долголетнем наблюдении и опыте, верную действительности картину жизни рабочих классов в большом английском городе, ее талант выразился во всей своей силе. Затем быстро следовали одни за другими ее рассказы и романы: «Moorland Cottage», «Ruth», «Lizzie Leigh», «Cranford», «North and South» (185 5), «Mylady Ludlow», «Right at last», «Sylvia's Lovers», «Cousin Phyllis» и «Wives and daughters» (есть русский пер.). Ближе всех к ее первому роману стоит по своему значению «North aud South», в котором Г. рассматривает социальный вопрос с точки зрения работодателей, как в «Mary Barton» он рассматривался с точки зрения рабочих. Впрочем, и остальные ее произведения отличаются тонкой наблюдательностью и гуманностью. Ее «Cranford» дышит милым юмором, a «Cousin Phyllis» служит доказательством, что Г. не менее владеет пером в области мирной идиллии, чем в бурной сфере социальных вопросов. Небольшие рассказы Г. изданы под заглавием «Round the Sopha». Г. написала также превосходную биографию своей подруги, Шарлотты Бронте (Лондон, 1857).

Въ одномъ изъ восточныхъ графствъ находится провинціальный городокъ, пользовавшійся большимъ расположеніемъ государей изъ дома Тюдоровъ, и благодаря ихъ милостямъ и покровительству, достигшій до степени значенія, удивляющей современнаго путешественника.

Сто лтъ тому назадъ этотъ городокъ имлъ живописно-величавый видъ. Старинные дома, временныя резиденціи тхъ фамилій графствъ, которыя довольствовались развлеченіями провинціальнаго города, загромазживали улицы, придавая имъ тотъ неправильный, но благородный видъ, который мы еще донын видимъ въ бельгійскихъ городахъ. Дома по обимъ сторонамъ улицы имли затйливый видъ отъ узорчатыхъ навсовъ и отъ рядовъ трубъ, выдлявшихся на голубомъ фон неба; пониже также бросались въ глаза разнообразные выступы въ вид балконовъ и навсовъ. Весело было глядть на безконечное разнообразіе оконъ задолго до налога Питовыхъ временъ. Вс эти выступы и балконы вредили нижней части улицъ, которыя были темны и плохо вымощены широкимъ, круглымъ и неровнымъ камнемъ, безъ тротуаровъ; он не освщались фонарями во время долгихъ зимнихъ ночей и не предоставляли никакихъ, удобствъ для людей средняго сословія, у которыхъ не было ни экипажей, ни слугъ, чтобы приносить ихъ въ носилкахъ къ самому крыльцу ихъ знакомыхъ. Ремесленники и торговцы со своими жонами и весь подобный людъ долженъ былъ ходить по городу пшкомъ, подвергаясь значительной опасности какъ ночью, такъ и днемъ. Широкіе, тяжелые экипажи принимали ихъ къ самымъ стнамъ домовъ въ узкихъ улицахъ. Непривтливые дома выдвигали свои подъзды почти до середины улицы, подвергая пшеходовъ на каждыхъ тридцати шагахъ новой опасности. Единственный свтъ давали по ночамъ масляные фонари, мерцавшіе надъ подъздами самыхъ аристократическихъ домовъ, давая ровно настолько свта, чтобы показать прохожихъ, прежде чмъ они снова исчезнутъ въ темнот, гд нердко случалось, ихъ караулили воры.

Преданія объ этихъ прошлыхъ временахъ, даже до малйшихъ общественныхъ особенностей, даютъ намъ возможность ясне уразумть обстоятельства, подъ которыми сложился національный характеръ. Вседневная жизнь, среди которой народъ родился, которою онъ былъ поглощонъ прежде нежели сталъ въ нее пристальне всматриваться, образуетъ цпи, которыя разв одинъ изъ тысячи иметъ довольно нравственной силы разорвать, когда наступаетъ пора, когда возникаетъ внутренняя потребность независимой, личной дятельности, осиливающая вс вншнія условія. Теперь всмъ намъ хорошо извстно каково рода цпи домашнихъ обычаевъ служили естественными помочами нашимъ предкамъ, прежде нежели они выучились ходить сами.

Нын живописность этихъ старинныхъ улицъ совсмъ исчезла. Знаменитйшія фамиліи того округа: Астлей, Дометены, Уавергемы, стали какъ водится здить на зиму въ Лондонъ и продали свои дома въ провинціальномъ город лтъ пятьдесятъ тому назадъ или боле. А если городъ этотъ утратилъ прелесть для Астлеевъ, для Донстеновъ и для Уавергемовъ, то какже стали бы здить туда Домвили, Бекстоны и Уильдсы, въ свои второстепенные дома, при возраставшей ктому же дороговизн? Такимъ образомъ старинные дома простояли нкоторое время пустые, потомъ спекуляторы рискнули купить ихъ и обратить пустынные покои въ нсколько мелкихъ квартиръ для ремесленниковъ и даже (наклоните ухо, чтобы насъ не услышала тнь Мармадюка, перваго барона Уавергемъ) даже въ лавки!

Но все было еще сносно въ сравненіи съ другимъ нововведеніемъ, унизившимъ эти гордые хоромы. Лавочники нашли, что когда-то аристократическая улица слишкомъ темна и не выказываетъ въ выгодномъ свт ихъ товаровъ; зубному врачу не видно было вырывать зубы, юристъ былъ вынужденъ требовать свчей цлымъ часомъ ране, нежели онъ привыкъ длать это живя въ плебейской улиц. Однимъ словомъ съ общаго согласія весь фасадъ по одну сторону улицы былъ сломанъ и перестроенъ въ плоскомъ, вульгарномъ и фидельномъ стил Георга III. Корпусъ домовъ былъ слишкомъ проченъ, чтобы подвергнуться передлкамъ и потому постителя неожиданно поражало, когда пройдя сквозь пошлаго вида лавку, онъ видлъ себя вдругъ у подножія большой дубовой лстницы съ рзьбою, освщонной окномъ съ цвтными стеклами, испещренными геральдическими узорами.

Надъ одною изъ такихъ лстницъ, за однимъ изъ такихъ оконъ, по которому лунный свтъ расписывалъ блестящіе узоры, Руфь Гильтонъ проводила безсонную ночь въ январ мсяц, нсколько лтъ тому назадъ. Я говорю ночь, но врне то было уже утро. На старинныхъ часахъ сен-Севіура уже пробило два часа утра, а между тмъ боле дюжины двушекъ сидли еще въ комнат, куда входила въ эту минуту Руфь, и торопливо шили будто на цлую жизнь, не смя ни звнуть, ни выказать иного какого либо признака усталости. Он только слегка вздохнули, когда Руфь, посланная узнать который часъ, исполнила свое порученіе; он очень хорошо знали, что какъ бы ни было поздно, а на слдующій день работа должна начаться въ восемь часовъ утра, хотя молодые члены ихъ были очень утомлены.

Мистриссъ Мезонъ трудилась не мене всякой изъ нихъ, но она была старше и сильне ихъ, а главное — барышь былъ весь въ пользу ея. Но наконецъ и она замтила, что пора дать отдыхъ.

— Двицы! сказала она: — теперь вы можете отдохнуть съ полчаса. Миссъ Соттонъ, позвоните, Марта принесетъ вамъ хлба, сыра и пива. Вы потрудитесь сть стоя, подале отъ работы и къ моему возвращенію чтобы были уже вымыты руки и готовы къ работ. Полчаса! повторила она выразительно и вышла изъ комнаты.

Любопытно было наблюдать какъ молодыя двушки немедленно воспользовались уходомъ мистриссъ Мезонъ. Одна изъ нихъ, полная, тяжеловатая двица положила голову на сложенныя руки и въ минуту заснула. Она отказалась отъ своей доли въ скромномъ ужин, но съ испугомъ вскочила, едва послышались шаги мистриссъ Мезонъ, хотя они раздавались еще далеко по лстниц. Дв или три другихъ тснились къ узкому камину, вдланному съ величайшею экономіею мста и безъ всякихъ претензій на изящество, въ тонкую, простую перегородку, которою настоящій владлецъ дома отдлилъ эту часть большой, старинной залы. Нкоторыя ужинали хлбомъ и сыромъ, жуя точно также медленно и ровно и почти съ тмъ же тупымъ выраженіемъ лица, какое вы видите у коровъ на первомъ попавшемся лугу.

Иныя приподнимали любуясь нарядное бальное платье, тогда какъ другія изучали Эфектъ его артистическимъ порядкомъ, отступивъ на нсколько шаговъ. Кто потягивался, расправляя усталые члены, кто звалъ, кашлялъ, сморкался, удовлетворяя потребностямъ, столь долго сдерживаемымъ присутствіемъ мистриссъ Мезонъ. Одна Руфь Гильтонъ, влзши на широкое, старинное окно, жалась къ стеклу, какъ птица жмется къ ршотк своей клтки. Она отодвинула ставень и всматривалась въ тихую, лунную ночь. Ночь была вдвойн свтла, почти какъ день, потомучто на всемъ лежалъ густой слой снга, падавшаго съ самаго вечера. Окно выходило на пустынный дворъ; мелкія стекла, стариннаго, страннаго вида, были замнены другими, дававшими боле свта. Разросшаяся неподалеку лиственица тихо покачивала пушистыми втвями подъ едва замтнымъ ночнымъ втеркомъ. Бдное, старое дерево! Было время, что оно стояло среди красиваго луга, среди мягкой травы, нжно обвивавшей его стволъ, но теперь лугъ былъ раздленъ на грязные, задніе дворы, а лиственица окружена и сжата каменными плитами. Снгъ густо ложился на ея втви и по временамъ беззвучно падалъ на землю. Старыя конюшни также были измнены и образовали грязную улицу некрасивыхъ домовъ, рядомъ со старинными дворцами. И надъ всмъ этимъ поруганнымъ величіемъ склонялся въ неизмнной красот пурпуровый горизонтъ неба!