– И...? Зови давай.

Сара немедленно кивает и распахивает двери перед её светлостью, которая со всей доступной ей величественностью, вплывает в кабинет в своем одуренно дорогущем платье и килограмме украшений. Я б так не смогла. Многослойные юбки, тугой корсет и необходимость постоянно держать лицо - герцогиня сдала на отлично.

– Свободна.
– Не поднимая склоненной головы, Сара спешно закрывает за собой дверь, оставляя меня один на один в обществе сердитой сверх меры матери. А та зла, зла до такой степени, что позволяет своим чувствам проглянуть сквозь намертво приклеившуюся к лицу маску благородной стервы. В выражении глаз, в стиснутых руках и поджатых губах, везде я вижу недовольство мной.

Герцогиня, больше не стараясь выглядеть полностью равнодушной, немного пружинистым шагом, проходит то двери к письменному столу. Острым ногтем по столешнице, до скрипа, чтобы я почувствовала все её раздражение, оценила и осознала. Стол жалко, он мне дорог как память.

– Я смотрю, мебель старика все так и стоит тут.
– Словно невзначай бросает, как будто у нас тут обыкновенная светская беседа матери с дочерью. Последнее напутствие перед долгожданной свадьбой у любящей родительницы, ага.
– Не желаешь поменять на что-то более...
– неопределенный взмах рукой в воздухе, - приличное. Теперь-то ты можешь себе позволить намного большшше.
– Все-таки срывается на шипение.

Маска трещит по неровным швам, сквозь которые проглядывает ненависть и злоба. Этот коктейль окатывает меня с головы до пят, оставляя после мерзкий привкус во рту. Неожиданно понимаю, что мне все равно и, я действительно не боюсь. Какая мне разница, что может миледи Виктория подумать о собственной дочери, от которой сама же и отреклась?

– Могу.
– Мать вскидывается от звука моего совершенно ровного и безразличного к происходящему голоса.
– Но не стану. Эта мебель - память и я буду хранить её.

– Ну-ну.
– Ха, а вот и гостевые кресла. Правда же, мамочка, очень удобные. Герцогиня нервно ерзает на скользкой коже, постоянна скатываясь в своем платье в самую глубину сиденья, из-за чего оказывается совсем низко садящей.
– Что, даже не поприветствуешь, как полагается? Всё. Думаешь, уже свободна?

Удачная попытка, почти. Но я за эти два дня успела полностью стать к ним равнодушной. Мне даже становиться смешно, от общей нелепости происходящего здесь фарса. От того, что за собственной злобой и ненавистью, мать не видит очевидного. Что действительно смогло бы меня задеть или навредить. Но это мне даже на руку.

В голове всплывают слова старухи-монахини, которая, как молитву, заставляла нас повторять - "Холодная голова - вот что действительно важно приобщении с вашим врагом. Собственные чувства, единственное, что может помешать вам, увидеть истину, происходящую у вас перед носом".

Сказать родичам спасибо что ли, за то, что отправили в монастырь? Наверное, действительно стоит.

– Ах, просите меня, матушка, но я так сильно ушибла ногу, что к своему огромному сожалению, не смогу с должным почтением выразить вам свою радость, от вашего долгожданного посещения.
– На лице невольно появляется улыбка торжества, но мне быстро удается исправиться и снова с должным вниманием посмотреть на скрипящую зубами напротив мать.
– На неё упал в-о-о-н тот сборник.
– Капризно указываю пальчиком на талмуд на полу.
– Наверное, придется служанок просить довести меня до спальни, так сильно болит нога.

Какое все-таки замечательное оправдание у меня получилось. Теперь матушка просто будет вынуждена покинуть меня.

– Какая ужасная трагедия.
– Ехидничает герцогиня.
– Остается тебе только молиться, что ничего серьезного и через три дня ты влезешь в туфли. А то лорд человек занятой, ждать пока ты поправишься, он не будет. А позорить семью я тебе не позволю. Поправляйся, доченька.

Решительно выгребаясь с третьей, нелепой попытки из кресла, герцогиня, горделиво вскинув к небу свой точеный носик, направляется прочь из кабинета.

– Чуть не забыла.
– Мать замирает с протянутой к ручке двери рукой и удивленно поворачивается ко мне.
– Отзови из тайных ходов своих псов. А иначе...

– Сучка. Какая же ты дрянь.

– Вся в вас, матушка, вся в вас.
– Мы обе улыбаемся. Герцогиня кивает, признавая свое поражение.
– Я действительно свободна от вас. Вы сами отреклись от меня семнадцать лет назад, сделав свободной. Теперь я отрекаюсь от вас. Миледи, у вас только одна дочь и это не я. А теперь извольте покинуть меня и прихватить своих собачек заодно.

Придерживая юбку у платья, которая без пяти сантиметровых каблуков теперь волочиться по полу и лезет под ноги, подхожу к растерянной женщине и открываю перед ней дверь. Меня поняли и, окинув напоследок каким-то непонятным взглядом, покидают, бросив что-то в пространство.

Замечательно, теперь хоть в своих покоях я могу чувствовать себя без надзора.

Глава 12

Следующие два дня пронеслись, словно мимо. Меня постоянно кто-то дергал и что-то спрашивали, интересовались, но при всем при этом, оставалось ощущение, что все эти расспросы и дерганья лишь дань какой-то традиции, а так, все и без меня уже всё решили. Собственно, от меня и не ждали каких-то предложений или указаний, а когда я пыталась привнести какое-то изменение, меня успешно переубеждали и доказывали его абсурдность.