– Ты чего дрожишь? – спросил вдруг Нафаня.

– Я дрожу? – удивилась Катя, остановившись у дверей – дальше было все равно не пробиться. – Точно, дрожу… Знаешь, это, наверное, из-за статуи.

– Что – это? – В глазах лаборанта вспыхнуло любопытство.

– Да вот, когда эта штука в ящике лежала, было еще ничего. Ну как будто она спит. А сейчас ее оттуда вытащили. Выставили сюда… Зачем? Посмотри: она куда-то бредет во сне. Словно что-то ищет вслепую…

Нафаня покосился на Катю, потом на статую и сказал:

– Ты еще постой тут, ладно? Посмотри на нее, подумай. Мне сейчас надо смотаться в отдел документации. Я быстро, только туда и обратно. Вернусь, и ты поделишься впечатлениями. Обязательно!

Не успела Катя возразить, как Нафаня уже исчез в толпе. Девушка вздохнула, оперлась спиной о дверной косяк и принялась созерцать статую.

И чем дольше она на нее смотрела, тем сильнее ей хотелось оказаться как можно дальше отсюда – и как можно быстрее.

Вот и Карлссону она не понравилась, думала Катя. Как он сказал – «гнилая кукла»? Почему гнилая, интересно? С виду она безупречна, ни единого изъяна не найдешь… Даже досадно. Тем более, статуя прекрасно знает о своем совершенстве и наслаждается им – это ясно по ее лицу. «Поклонитесь мне, ничтожные уродливые существа!» – как бы говорит ее улыбка. И глаза закрыты, словно ей на эти существа и смотреть противно.

Катя вдруг почувствовала необъяснимую ненависть. Как будто одно присутствие этой статуи ее унижало.

Но, не успев удивиться не свойственным для нее эмоциям, поняла – да это же не ее злость! Это дал о себе знать ее невидимый подсказчик. Прощальный подарок Селгарина (надо бы на досуге разобраться, что это такое… Может, у Карлссона спросить?) был очень взволнован. Необычное ощущение. Словно кто-то чувствующий, живой забрался внутрь Кати. И этот кто-то – боялся. И еще – ненавидел. Неужели – эту статую?

«Как странно! – подумала Катя. – Как можно ненавидеть кусок разукрашенного дерева? Может, когда-то Селгарин поссорился с ее автором? Или… с тем, кого она изображает?»

Катя присматривалась к парящей статуе, пока у нее не заныло в животе. Убежать из зала хотелось все сильнее, но девушка стояла, стиснув кулаки, усилием воли перебарывая страх. И через несколько минут у нее возникло еще одно странное ощущение.

Как будто в статуе чего-то не хватало. Она была… недоделанная.

«Карлссон снова был прав! – в смятении подумала она. – Но почему? Чего не хватает?»

Чего?

Катин взгляд затуманился, глаза заслезились, дыхание участилось. Все расплывалось, только статуя становилась все ярче и красочнее. Красные, зеленые, белые извивы орнамента – как цветущий летний луг в жаркий полдень. Одинокая синяя лента змеиной короны – как глоток холодной воды… Маленький глоток, который не утолит жажду…

Кате казалось, что она уже почти поняла, – но тут кто-то хлопнул ее по плечу.

– Ай!

Она подскочила, развернулась и увидела перед собой ухмыляющегося Нафаню.

– Вот и я! Ну как, нагляделась?

– Фу! Напугал меня! Нельзя же так подкрадываться!

Катя провела рукой по влажному лбу. Перед глазами у нее мелькали темные точки. Нафаня пригляделся к ней и нахмурился.

– Эй, да на тебе лица нет! Голова не кружится?

– Кружится…

– Ты завтракала сегодня? Ну-ка, пошли в столовку! Специальную, для сотрудников – она тут близко…

Но Катя помотала головой. Как бы ей ни хотелось побывать в столовке для сотрудников, сейчас она уйти отсюда не могла.

– Минуточку, – попросила она, сжимая пальцами виски. – Я еще минуточку на нее посмотрю. Я почти… Почти что-то увидела.

– Озарение? – понимающе спросил Нафаня. – Еще что-то перевела?

– Нет, но…

– Но… – с надеждой подхватил Нафаня.

– Тебе не кажется, что в этой статуе чего-то не хватает?

Нафаня уставился удивленно сначала на Катю, потом пристально – на статую.

– Разве что простоты, – сказал он через полминуты. – Уж столько всего на ней наворочено, что в глазах рябит! Голова хороша, а от плаща меня аж укачивает…

– Мы неправильно смотрим. – Катя покачала головой. – Как искусствоведы.

– А надо как?

– Не знаю…

– Специалиста бы сюда…

– Специалиста по чему? В какой области?

– Ну… широкого профиля. Или наоборот – узкого…

Нафаня в задумчивости поглядел на статую. Катя же, наоборот, от нее отвернулась – заметила, что стоит ей посмотреть в другую сторону, как сразу проходят головокружение и дурнота. Похоже, статуе не особо по вкусу, когда ее слишком пристально разглядывают.