Шрифт:
— Вы говорили, что гости принесут какую-нибудь еду, — продолжала Мариан. — Вы, со своей стороны, должны купить кока-колу, какие-нибудь сласти, фисташки и так далее… — Мариан порылась в карманах брюк и вытащила оттуда пачку листков бумаги, четыре шпильки, пустую и измятую пачку из-под сигарет, шесть картонок спичек, счет из продуктового магазина, горсть пуговиц, записку от учительницы математики Эйприл, коробочку скрепок и наконец три долларовых банкноты. — Вот, держите. Надеюсь, этого хватит?
Дина буквально задохнулась от восторга.
— Ах, мамочка!
Эйприл воскликнула с не меньшим энтузиазмом:
— Мамочка, мы в самом деле можем сами справиться!
— Берите, — сказала мать. Она засунула деньги в карманчик на джемпере Дины. — Пусть это будет мой взнос. — Она сосредоточенно потыкала в индюка вилкой. — Готов! — объявила она, выключая духовку.
Индюк был не просто испечен, он представлял собой произведение кулинарного искусства. Мать смотрела на него с гордостью, Эйприл — с вожделением. Дина положила кусок пирога обратно на тарелку.
— У меня пропал аппетит, — пробормотала она.
Мать вздохнула:
— Может, мне не следовало печь его сегодня. В холодном виде он завтра уже не будет таким вкусным.
Из гостиной примчался Арчи.
— Ого! Что тут так пахнет?
Кот Дженкинс проснулся, открыл один глаз и спросил:
— Мяу?
— Постыдись, врунишка, — ответила ему Мариан. — Ты ведь не голоден!
— Но зато мы голодны, — заявила Дина.
— В конце концов, — поразмыслив, решила мать, — по одному сандвичу мы можем себе позволить…
В кухне закипела работа. Дина резала хлеб, Эйприл намазывала ломти маслом, мать взяла в руку нож для разделки птицы, Арчи принес молоко из холодильника, Дженкинс клянчил — и небезуспешно — кусочек хрустящей индюшачьей кожицы.
— Стакан подсолнечного масла, — сказала мать.
— Подсолнечное масло один раз! — крикнула Дина.
— Подсолнечное масло один раз! — словно эхо, повторила Эйприл.
— Заказ принят, — ответил Арчи, бросаясь к холодильнику.
Мать, нарезая толстые ломти индюшачьего мяса, весело и чуточку фальшиво замурлыкала:
Ему сказали на станции в Монро: учти, Пит, ты опаздываешь…Троица подхватила не очень стройным хором:
У старика был локомотив девяносто седьмой модели…Дженкинс мяукнул в знак протеста, Хендерсон съежился в своем панцире.
— А помнишь, мамочка, как ты баюкала этой песенкой Арчи?
— Тебя я тоже усыпляла этой балладой, — сказала мать. — И Эйприл тоже. Я была вынуждена, потому что это единственное, что я умею петь.
Укладывая ломти сочного мяса между тонкими кусочками хлеба, она продолжала напевать:
Пит велел добавить угля крепкому чумазому кочегару…Она замолчала и, показывая кончиком ножа на Арчи, сказала:
— Спорим на десять центов, что ты не помнишь следующую строчку!
— Принимаю пари, — ответил Арчи, — но сначала покажи мне десять центов.
Мать положила нож и принялась рыться в карманах.
— Не трудись, мамочка, — пришла ей на помощь Дина и, вытащив из собственного кармана кошелек, вручила его матери. Арчи набрал в легкие воздуха, поставил на стол бутылку с подсолнечным маслом и зачирикал:
Смотри, как взбирается в гору отважный девяносто седьмой…— Я выиграл! А теперь дай мне мои десять центов.
— Лови! — воскликнула мать. Она натерла монетку мылом и подбросила ее в воздух. Монетка приклеилась к потолку. Арчи издал стон.
— Имей терпение, — утешила его Дина. — Когда-нибудь ведь она упадет.
— А кто знает, как начинается куплет, который заканчивается словами:
Его нашли под кучей железа вцепившимся в ручку тормоза.— Я знаю! — вырвалось у Арчи. — Он начинается так:
Он мчался вниз с горы, девяносто миль в час…— Шестьдесят миль в час, — поправила его Дина.
— Девяносто!
— Шестьдесят!
— Неправда!
— Не ссорьтесь, дети, — успокоила их мать, ставя на стол тарелку с сандвичами. — И потом, вовсе не «мчался», а «катится вниз с горы». — Она подошла к плите, чтобы поставить на огонь кофе и громко запела:
Он катится вниз с горы, девяносто миль в минуту. Пронзительный свисток разрывает воздух. Его нашли под кучей железа вцепившимся в ручку тормоза…