– Если уж пить, то интеллигентно… Да, Ваня? – подмигнул он Острогину.

– Мура нам голову оторвет… – нерешительно пробормотал Иван. – Ну, если только совсем капельку!

Лера вставила в мундштук новую сигарету.

– Ах, Лера, ты дымишь, словно паровоз! – с досадой заметила Эмма Петровна. – У меня прямо голова от твоих сигарет болит.

– Зато комаров отгоняет, – бесцеремонно заметил Силантьев. Свою бутылку он моментально убрал в карман и потянулся со стаканчиком к графину.

– Боюсь стать алкоголиком, – вздохнул Иван. – Ну, за здоровье…

– Ты никогда не станешь алкоголиком, – заметила Лера.

– А я боюсь на самолетах летать, – призналась Кристина. – Оля, ты как доктор можешь поставить нам диагноз?

– А я пауков трушу! – буркнул Силантьев.

– Это называется – фобии, – засмеялась Оля, которая после ухода патриарха почувствовала себя значительно свободнее. – Только я в этом не специалист. Вам к Пал Палычу надо, он психиатром когда-то был!

– Ты с ним общаешься? – быстро спросила Эмма Петровна.

– Да. Он же мой непосредственный начальник.

– Неприятный человек, – сухо заметила та.

– Интересно, а от этих самых фобий можно избавиться? – лениво спросила Лера, пуская кольца.

– Я слышала, что можно… Только смысл? – Оля пожала плечами. – Пал Палыч рассказывал, что полностью избавиться от навязчивого страха нельзя. Он часто переходит на что-то другое. Если человека вылечили от страха летать на самолете, то он может, например, начать бояться ездить в лифте. Или что-нибудь в этом роде…

– Замечательная перспектива! – засмеялся Кирилл. – Давайте же выпьем за наши любимые страхи! За то, чтобы приручить их!

Викентий подлил Оле еще вина.

– О чем ты думаешь? – прошептал он ей на ухо.

– О том, что такое счастье… – не сразу ответила она.

– Э, нет! – закричал весело с другого конца стола Иван. – Больше двух говорят вслух!

– Кеша спросил меня, о чем я сейчас думаю, – призналась Оля. – А я ему ответила – о счастье. Есть оно или нет?

– Счастья нет, – равнодушно заметил Силантьев, закурив нечто вроде «Беломора». Эмма Петровна с брезгливой гримасой тут же принялась открывать все окна подряд. Там, в сумерках, звонко стрекотали сверчки и пахло ночной сыростью…

– Эта ночь уже счастье, – заметила Кристина, отведя от себя занавеску, закрывавшую ей вид в темный сад. – Этот воздух, эта листва…

– Ночь станет счастливой, если только рядом будет близкий человек, – заметил с усмешкой Кирилл и прихлопнул комара у себя на плече.

– Например, любовник, – сказала Лера.

– Или любовница, – не глядя на нее, кивнул Кирилл.

– Или жена! – Иван ласково похлопал по руке Леру.

– Разве ты несчастлива со мной, милая? – несколько вызывающе спросил Викентий у Оли.

– Нет, что ты, я совсем другое имела в виду! – смутилась она. – Почему когда слишком хорошо, то становится грустно?..

– Русская хандра. Извечная русская хандра! – с восторгом подтвердил Иван.

– Денег мало – плохо. Много – тоже ничего хорошего, приходится голову ломать над тем, куда бы их пристроить! – лениво произнес Кирилл. – Жена мымра – неприятно, а красавица – сплошное беспокойство, того и гляди, рога тебе наставит…

– Ну, это не про нас! – со счастливой улыбкой произнес Иван и чмокнул Леру в смуглое плечо.

– Счастье – это когда с твоим ребенком все в порядке. Он сыт, у него крыша над головой, образование, хорошая работа… О большем и мечтать не надо! – убежденно произнесла Эмма Петровна, ходя из угла в угол.

– Что-то вы не похожи на счастливую, – буркнул Силантьев, опрокинув в себя стопку. – Вечно вы, Петровна, на взводе… Как будто Кеша ваш на краю пропасти стоит! Да сядьте вы, не мельтешите перед глазами.

– Ярослав Глебович, перестаньте! – топнула она ногой. – Какая я вам Петровна, черт возьми…

– Да, потише, уважаемый, – строго заметил Викентий. – Мы не посмотрим, что вы у Степана Андреевича в любимчиках ходите…

– Еще как посмотрите, – злорадно ответил Силантьев. – Вы все старика боитесь, а ну как он вас наследства лишит!

– Все равно по закону Павлу практически все достанется, – равнодушно заметил Кирилл.

– Павел отказался от наследства… – встрепенулась Эмма Петровна.

– Мама, не будем это снова обсуждать! – недовольно перебил ее Викентий. – Я тебе сто раз объяснял, отказываются от наследства только тогда, когда оно уже открыто… То есть после смерти завещателя.