— Пустая трата времени, — вновь отмахнулся Римо.

— Вторым вашим заданием будет защитить этого человека, если на него снова нападут.

— Я не телохранитель. Спросите Чиуна. Это недостойно Мастера Синанджу. Мы — ассасины, наемные убийцы. И работаем строго в рамках контракта.

— Ваш самолет вылетает через девяносто минут. Когда доберетесь до Нью-Йорка, позвоните по номеру, по которому сообщают астрологические прогнозы, и скажите, что вы — Дева с солнцем в фазе Тельца. Там вы получите новые указания.

И Смит повесил трубку.

Когда Римо вернулся в гостиницу, то первым вопросом Чиуна был именно тот, который Римо и ожидал услышать:

— Ты говорил с Императором Смитом?

— Ага, — отозвался Римо, озираясь по сторонам и прикидывая, на что бы сесть. Не найдя ничего подходящего, он устроился на полу возле раздвижных стеклянных дверей.

— И ты испросил у него разрешения сделать то, о чем я тебя просил?

— Нет.

Потрясенный Чиун воззрился на своего ученика.

— Нет?! Маленькая, крохотная просьба! И ты забыл. Признайся, ведь ты забыл. Я бы мог тебя простить, если бы ты просто забыл. Прощение возможно, когда человек совершает проступок без злого умысла.

— Я совершенно сознательно его об этом не просил! — раздраженно огрызнулся Римо.

— Ну, тогда прощение невозможно. Ты сам виноват. Нашей дружбе конец. Можешь упаковывать свои веши и убираться.

— Кончай, Чиун. Я не стал спрашивать Смита, можешь ли ты остаться и посмотреть еще одну программу Копры Инисфри, только потому, что он нас посылает посмотреть эту передачу в студии, живьем.

— Живьем?! — Волосы на голове Чиуна зашевелились от восторга. Чиун легонько хлопнул в ладоши. Пальцы у него были тонкие и изящные, а ногти — ужасно длинные. — Мы увидим Копру Инисфри лично? Живьем?

— Смит сам это предложил. Мне не пришлось даже заикаться об этом.

— Нет? Ты не хочешь получить благодарность за этот бесценный дар? Ты ему этого не предлагал?

— Я не хочу туда ехать, Чиун.

— Ну, оставайся. Я один поеду. Можешь упаковать мои вещи, раз тебе не придется беспокоиться о своих.

Но Римо даже не шелохнулся. Он глядел на улицу сквозь стеклянные двери номера. В его карих глазах застыло такое выражение, какое бывает у человека, заглянувшего внутрь себя и увидевшего там что-то крайне неприятное.

— Что беспокоит тебя, сын мой?

— Глупейшее задание. Смит сделал стойку только оттого, что эта глупая телебаба заявила, будто у нее есть доказательства: пропавшие без вести американцы до сих пор находятся в плену во Вьетнаме.

— И что?

— Никаких американцев там нет. Все они давно либо покинули страну, либо убиты.

— Откуда ты знаешь?

— Да потому что я был там. Я знаю. Это просто газетная утка. Дерьмо собачье.

— Если это, как ты выразился, дерьмо собачье, то почему ты такой сердитый.

— Да потому что это идиотская затея. Нет там ни одного живого американца. Просто не может быть!

И тут Чиун, внимательно поглядев в лицо своего ученика, произнес нечто весьма и весьма странное:

— Я упакую и свои и твои веши.

Римо ничего не ответил. Полчаса спустя, когда заходящее солнце осветило оранжевыми лучами его бесстрастное лицо, он по-прежнему сидел возле стеклянных дверей. Впечатление было такое, что Римо разглядывает свое отражение. Если так, то отражение говорило: ему не очень-то нравится то, что он видит.

Билеты ждали их у входа, как и было обещано Римо, когда он доложил Смиту по телефону о своем прибытии.

Чиун выхватил билеты из рук Римо, критически их оглядел и один вернул своему ученику.

— Это твой, — заявил он решительно.

— Откуда ты знаешь? На них же не написаны наши имена.

— У него меньший порядковый номер, чем у моего билета.

Служащий провел их в студию, которая уже была почти заполнена.

— И что? — спросил Римо.

— Это значит, что у меня будет место лучше, чем у тебя.

— Здесь этот принцип не работает, — лениво возразил Римо.

Служащий подвел их к заднему ряду и показал на два свободных стула.

— Вот видишь, — сказал Римо, пропуская Чиуна вперед. — Мы оба сидим в заднем ряду. Это Смит придумал, уж можешь мне поверить.

— Большое видится на расстоянии, — высокомерно изрек Чиун, намеренно наступая на ноги тем из зрителей, которые не встали, чтобы пропустить его. Потом уселся на свое место, раскинув кимоно — словно цветастым покрывалом застелил мягкий диван.