–  Харитона ко мне!
– крикнул Архаров.

Харитошки-Ямана не сыскали - он убежал с десятскими. Стало быть, и сведения о Мишеле Ховрине, приятеле князя Горелова, тоже пока недосягаемы. Архаров ругнулся и велел везти себя к Волконскому.

Князь куда-то укатил, но Архарову, собственно, не он был нужен. Велев доложить о себе княгине, он поднялся в гостиную и был прелюбезно встречен Елизаветой Васильевной и Анной Михайловной. Одеты они были по-домашнему, хотя и довольно ярко - на княгине был наряд жонкилевого цвета поверх розового платья, отороченный темным мехом, княжна также была в розовом, весьма воздушном, и обе подстать платьям премило нарумянены. Вот только прическа княжны делалась день ото дня все выше - Архаров по природному любопытству тут же задумался, что такое подкладывают под волосы, чтобы они лежали пышно и гладко?

После обязательных словесных реверансов, в которых он был не мастак, однако сейчас очень постарался, Архаров был усажен в кресло, а мать с дочерью расположились на канапе, и туда же лакей поставил большие стоячие пяльцы Анны Михайловны.

–  Я, сударыни, в вашей помощи нуждаюсь, - сказал Архаров.
– Вы обе - столичные жительницы, дамы придворные, много такого знаете, о чем мы тут и не задумываемся, особливо - когда кто с кем машется…

–  Николай Петрович, батюшка, тебя ли я слышу?
– удивилась княгиня.
– Что это ты вздумал, Господь с тобой!

–  Матушка Лизавета Васильевна, рад бы всех этих проказ не знать. Служба!
– прямо отвечал Архаров, чем крепко насмешил княгиню и княжну. Наконец ему удалось задать свой вопрос - не известны ли дамы, откуда у старой княжны Шестуновой взялась воспитанница Пухова.

–  Эта хворая девица?
– спросила Анна Михайловна.
– Так о ней в столице, поди, никто не знает. Да и тут тоже - она же почти не выезжает, и не слыхать, чтобы ее с кем сговорили. Тут, поди, надобно старую грымзу Долгорукову спрашивать, она так со своей девичьей невинностью носится, что поневоле задумаешься!…

Архаров насторожился, но виду не подал.

–  Охота тебе, мой свет, господина Архарова с толку сбивать, - возразила княгиня.
– Долгорукова столь своим родом горда, что разве до особы царской крови снизойдет, и то - чтоб венчаться непременно. Грехов за ней, выходит, не водится.

Княжна рассмеялась.

Архаров знал, что светские дамы жеманничают лишь для кокетства, а когда им надобно что сказать напрямик - то и говорят.

–  Не слыхали ли вы, Лизавета Васильевна, кого в свете считают родителями девицы Пуховой?

–  Да в свете о ней и не знают… - княгиня задумалась.
– А что, Николай Петрович, ведь и впрямь она может быть знатного роду. Весьма знатного. По сей день ведь не открылось, были ли у покойного государя Петра Федоровича дети - а кого только к нему не возили… Распустеха Романовна и кричала на него, и за косу оттаскать могла, и оплеухи, говорят, отвешивала, а он все как-то исхитрялся. При нем немцы служили, с которыми он вместе пил, так те его из беды выручали - немецких театральных девок привозили…

–  Петр Федорович?
– переспросил Архаров.
– Да полно, матушка… уж больно несуразно… да и кто бы стал актеркино дитя в Москве прятать?…

–  Актеркино дитя не стали бы, а ты послушай, что мне вспомнилось. Всякий скажет - покойный государь, чтобы досадить государыне, увивался за ее фрейлинами и, сдается, в исканиях своих не был безуспешен, - сказала Елизавета Васильевна.
– Не помню, в котором году, а помню лишь, что на Масленице враз при дворе три свадьбы сыграли, трех фрейлин спешно под венец повели. Анету Воронцову, дочку вице-канцлера, отдали за графа Строганова, великий конфидент государыни Лев Нарышкин взял Закревскую, и в тот же день повенчали графа Бутурлина на Машеньке Воронцовой. По случаю этих свадеб гетман Разумовский держал пари с датским министром графом Остеном - кто из новобрачных первым покажется с рогами. Сдается, кое-что оба знали. Вот тебе, Николай Петрович, три дамы, которые могли бы тайно родить дитя от покойного государя. А родила ли хоть одна - одному Богу ведомо. Я при них со свечкой не стояла.

Архаров потрясенно уставился на княгиню - она так просто, шутя, изложила суть события, которое могло перевернуть вверх дном судьбу всего царства. Дочь покойного государя - это же сейчас подарок небес тем смутьянам, которые подбрасывают самозванцевы манифесты…

–  Это непременно княжна Долгорукова должна быть!
– вмешалась Анна Михайловна.

–  Да Бог с тобой, Анюта. Николай Петрович, сколько девице Пуховой лет?

–  Девятнадцать или двадцать, - отвечал Архаров.

–  А княжне уж под шестьдесят, поди. Неужто она в сорок лет рожать собралась? В такие годы уж хватает ума… - и тут княгиня замолчала, не желая, видимо, смущать дочь-девицу.

–  Так то и было бы прелестно!
– воскликнула Анна Михайловна, явно за что-то невзлюбившая княжну Долгорукову.

–  А как бы про сие в столице разведать?
– спросил Архаров.

Княгиня задумалась.

–  Есть там старушка одна, при дворе служила и многое знает, коли не померла… Я, коли тебе, сударь, угодно, записочку к ней напишу. Пелагеей Лесиной ее звали. Может, при внуках обретается, может, в богадельне.

–  Надобно ей рекомендовать не меня, а Преображенского полка поручика Тучкова, - подсказал Архаров.
– Он завтра в ночь в столицу едет…