Шрифт:
– И Анюту везет?
– догадалась Елизавета Васильевна.
– Не опасно ли?
– Доктор Воробьев опасности уже не видит. А лучше бы девице быть у родни, - заметил Архаров.
– Потом можно будет похлопотать, чтобы в Воспитательное общество приняли, хотя по годам уж великовата. Однако сирота и дочь армейского майора - государыня непременно покровительство окажет. И прошу о любезности - одолжить вашу берлину, князь сказывал, более покойной берлины он во всю жизнь не имел. Желательно девицу доставить к родне в наилучшем виде.
– Присылайте своего человека с лошадьми, - сказала княгиня.
– Весьма рада вам услужить, господин обер-полицмейстер. Уж не знаю, гордость ли у вас столь велика, или иная какая причина, а просите вы о чем-либо так редко, как лишь Касьяновы именины бывают.
– Да, я таков, - согласился Архаров.
Получив письмо к старушке, Архаров поехал на Лубянку, там призвал к себе Харитошку-Ямана.
– Я, ваша милость, сам молодого графа не видал, а дворня сказывала - живет-де не дома, а у приятеля на Сретенке, от нас по соседству, и давненько не объявлялся.
– С родителями, что ли, не поладил?
– Играет, ваша милость. Какие ж родители будут рады?
– С кем ты там толковал?
– Коли помните, ваша милость, когда в Кожевниках французский притон брали, дворню отпустили…
Архаров вспомнил - Шварц потребовал тогда от перепуганных кухонных мужиков и баб, чтобы всякий приказ с Лубянки выполняли неукоснительно.
– … так там Фома Аникишин был, он к купцу в сидельцы пошел и господам Ховриным товар носит, чего приказать изволят - и полотно, и сукно верблюжье, и разное шитье на выбор, его дворовые бабы любят…
Харитошка невольно усмехнулся.
– Прелестно, - сказал Архаров.
– Вели ему за домом присмотреть - как молодой граф объявится, так бы дал знать в полицейскую контору. Дементьева кликни!
Старый канцелярист принес дюжину небольших конвертов из коричневой бумаги, и Архаров разложил по ним векселя и расписки из ларца, что хранился в шкафу у Шварца.
Встав, он повернулся к образу Николая-угодника и размашисто перекрестился.
Первым в его умозрительном списке значился недоросль Вельяминов.
Архаров полагал, что в такое время всякий человек, даже проведя ночь непотребным образом, уже хотя бы умыт и причесан. Оказалось - недоросль еще только изволит принимать услуги парикмахера. И услуги весьма длительные, намекнул не посмевший оставить на крыльце такого гостя, как обер-полицмейстер, домоправитель.
– Ничего, докладывай, - велел Архаров и, подождав минуты полторы, преспокойно вошел в комнату, где сидел укутанный в пудромантель Вельяминов. Аромат вокруг витал - не приведи Господи, сладко пахло французской пудрой, помадами, румянами, еще какой-то дрянью из открытых баночек на туалетном столе.
– Ваша милость!
– воскликнул, дернувшись, недоросль.
– Доброго вам утра, сударь, - сказал, глянув на часы, Архаров.
– Я к вам с просьбой, господин Вельяминов.
– Чем могу быть полезен?
– спросил недоросль. Садиться, однако, не предложил.
– Пошли вон, - велел Архаров парикмахеру и лакею, уставившись на них тем своим тяжелым взглядом, при котором даже слов не требовалось. Когда же эти двое, переглянувшись, убрались, повернулся к Вельяминову.
– Полезны можете быть в важном деле. Дайте слово, что все, сказанное тут, между нами и останется.
Недоросль хотел было взбрыкнуть, но напоролся на тяжелый взгляд полицмейстера. Да и голос Архаров сделал внушительный.
– Parole d'honneur, - буркнул недоросль. Эти французские слова Архаров знал и не возражал - да хоть по-китайски, лишь бы соблюл обещание.
– Некоторые особы в Санкт-Петербурге полагают, что отступление самозванца есть лишь временная мера, и он вскорости двинется на Москву.
– Чтобы это понять, не нужно быть некоторой особой, - дерзко отвечал Вельяминов.
– Что, разве Москва так уж беспомощна?
Архаров удивился было такой прозорливости, но тут же сообразил - беспокойный юноша нахватался чужих слов.
– Что проку в укреплениях и пушках, коли орудуют предатели?
– вопросом же отвечал он.
– Как предатели? Откуда ж им взяться?
– в голосе недоросля Архаров почуял любопытство. Пока - не тревогу, а праздное любопытство. Уже кое-что.
– Некоторые особы полагают, что маркиз Пугачев уже вступил в сношения с московскими раскольниками. Но сие вас, господин Вельяминов, не касается. Сторонники самозванца есть и в высшем свете. Это господа, начитавшиеся дурных книг и наслушавшиеся дурных советов. А также интриганы, помышляющие лишь о своем сомнительном благе. Стало быть, прошу о содействии.