Поэтому Дунька сдернула с гвоздя накидку и укутала бывшую свою хозяйку прямо поверх горностаевой мантии.

–  Бежим, бежим!
– приговаривала она.
– Господь не выдаст!

–  Да погоди ты… - Маланья Григорьевна схватила баночку и, ткнув туда пальцем, навела себе едва ли не наугад две толстые черные бровищи. Вот теперь она была совершенно готова к бегству.

Дунька вытерла ей руку подвернувшейся тряпицей и потащила за собой.

У двери ждал Ушаков.

–  Скорее, Христа ради, - прошептал он, - публика уж съезжается.

–  Публика?
– переспросила актерка.

–  Так их же всех разом и возьмут!
– объяснила Дунька, архаровского замысла, понятное дело, не знавшая, но сообразившая, что сие было бы разумным ответом.
– Юбки подбери, сударыня, - измараешь!

Первым по лестнице бесшумно спустился Ушаков, за ним - актерка, замыкала бегство Дунька, готовая, коли потребуется, гнать бывшую хозяйку из театра хоть оплеухами.

Им удалось выскользнуть через черный ход незамеченными, а там уж диспозиция поменялась - Дунька взяла актерку за руку, и они вместе побежали в парк, Ушаков же, достав пистолет, шел в арьергарде.

Боскет, где оставили извозчика с лошадью, был далековато, и дугообразная дорожка явно уводила правее, но главной задачей Дунька и Ушаков считали скрыться из виду у тех, кто мог бы наблюдать за ними из темных окон театра.

–  Ну так где же они?
– спросила запыхавшаяся Маланья Григорьевна.

–  Кто - они?

–  Да архаровцы!

–  Тут уже, близко, рядом, - отвечала Дунька, озираясь по сторонам.
– Сергей Федотыч, я не пойму - мы где?

–  Проскочили, поди, - сказал он.
– Стойте тут, я его отыщу…

–  Кого это еще его?
– забеспокоилась госпожа Тарантеева.
– Фаншета! Коли ты мне солгала…

–  Да какого хрена мне лгать? Архаровцы поблизости, просто мы их за кустами не видим…

–  А за кем кавалер собрался?

–  Да за извозчиком, извозчик у нас в боскете стоит…

–  Для чего еще извозчик?

–  Да тебя, сударыня, увезти, - рассеянно произнесла Дунька, несколько расслабившись после трудного разговора и бега.
– В безопасное место…

–  Так я не поняла - архаровцы твои где?! Которые театр окружили?!

Актерка выдернула руку из Дунькиной руки.

–  И дорого ль тебе дали враги мои, чтобы не выпустить меня на сцену в такой день? Господи, нет спасу от завистников!
– патетически произнесла она.
– И обер-полицмейстера приплели - все средства удобны, лишь бы меня не пустить сыграть Ксению!

Дунька ахнула.

–  Маланья Григорьевна, сударыня, как Бог свят!
– воскликнула она.
– Какие завистники?

И заступила дорогу вдруг взбесившейся актерке.

–  Пусти!
– крикнула госпожа Тарантеева.
– Хватит твоих врак! Там меня, поди, обыскались! Раз в жизни такая роля бывает!…

И она неожиданно ловко отвесила Дуньке пощечину.

Дунька от неожиданности шарахнулась и позволила Маланье Григорьевне проскочить мимо нее. Но Ушаков, который страсть как не любил патетики, насторожился при первых репликах актерки и был начеку. Он просто-напросто подставил беглянке ногу, и госпожа Тарантеева рухнула на дорожку, сминая жесткую серебряную парчу своей необъятной юбки. Тут же Ушаков, упав на колено, придержал ее.

–  Ты, сударыня, лучше молчи, - мрачно посоветовал он.
– А то Яуза, вишь, рядом, а жулика под ребра и мы подпустить горазды. Ишь, ховрейка охловатая, разлавизилась! Дуня, глянь-ка, куда мы извандальщика постычили.

Дунька, живя у Марфы, много чего слыхала - и ей не потребовался толмач, чтобы уразуметь: ее посылают поискать извозчика.

Вдали раздались голоса. Дунька, тут же метнувшись за куст и присев на корточки, вслушалась.

–  Эй, сударыня! Маланья Григорьевна! Отзовись!

–  Вот лишь кликни!
– прошипел Ушаков.

Дунька глядела на него сквозь куст - и не узнавала. Насколько он был любезен с ней, видя в ней особу, близкую к обер-полицмейстеру, настолько сейчас был опасен - и ввек бы не пожелала Дунька увидеть в трех вершках от своего горла такого оскала…

Судя по голосам, госпожу Тарантееву искали в парке человек пять или даже более. Они перекликались - и если сперва были к актерке весьма почтительны, то минут десять спустя, разозлясь, кликали ее старой дурой, собачьей дочерью, и грозили, коли не подаст голос, заурядной поркой.

Маланья Григорьевна, лежа на траве, молчала, да и неудивительно - редко кто из архаровцев ходил без ножа, и ушаковский нож как раз острием уперся ей в горло.

–  Сергей Федотыч! Она господину Архарову живая нужна, - забеспокоившись, тихонько окликнула его Дунька.