— Не знаю. Аудиосистема автономная.

— Вот черт. Придется брать. Как бы с крыши не рухнуть. Сидит, ведь, на самом краю, гад. – Пожарский повел Удачу на андроида.

— Не надо, Владимир Петрович, – крикнул Ночкин, – вы же обоих угробите!

— А что делать?! – огрызнулся Пожарский. – Другого выхода нет. Кто-то должен принимать решение.

— Переключите его на автономку. Может, он сам справится.

— Справится он, как же, с вываленным языком и головой на сторону.

— Давайте попробуем… Что мы теряем?!

— Уйдет, гад… А, ладно, – вдруг решился Пожарский и ткнул кнопку…

Робот замер всего на мгновение. Затем пошел на андроида.

— Что я говорил, – обрадовался Ночкин. – Глядите, пришел в чувство.

Удача приблизился к беглецу. Тот и не думал убегать, понял, что от громадной боевой машины нет спасения, только весь съежился от страха, зажмурил глаза. Тяжелая ладонь легла на голову андроида. Робот осторожно погладил беглеца по шелковистым волосам. Затем устроился рядом с ним, на самом краю крыши, и уставился парой пламенеющих в лучах заката линз на горячее, клонящееся к горизонту солнце.

— Что он делает? – проговорил Пожарский. – Закатом, что ли, любуется. Вместе с этим. Экспериментальным…

Люди застыли перед пультом ручного управления. Никто не решался прервать затянувшуюся паузу.

Пожарский потянулся к кнопке.

— Не трогайте, – попросил техник, – пускай солнце сядет. Он тогда сам придет. И андроида приведет.

— Хм… — растерялся Пожарский и оглянулся на конвойную команду. – Хорошо. Пусть солнце сядет.

У меня в очередной раз прихватило печень. Фельдшер скорой считал себя парнем «что надо».

— Не д-дрейфь, С-Серега, – сказал он, слегка заикаясь, – я тебя в такую больничку отвезу — закачаешься!

— Не хочу, – говорю, – качаться, хочу оставаться прямоходящим.

— Б-будешь ходячим, – отвечает радостно, – и совсем даже не под себя ходячим… ха-ха-ха. Т-тебя там подлечат, на н-ноги поставят. И сможешь опять водяру глушить в неограниченных количествах.

Он хохотнул. В этот момент я даже пожалел, что имя ему свое назвал. Ну что это за фамильярность, в самом деле! С-серега! Какой я ему С-серега?! Да еще «водяра» эта… Если печень у человека больная — непременно в алкоголики запишут!

Почувствовав отвращение ко всему на свете, я отвернулся к закрашенному белым окну. Сквозь процарапанную в краске дырку мелькали деревянные домики и припорошенные снегом деревья — явно не городской пейзаж.

— Куда это мы? – спросил я.

— Б-больничка в пригороде, – пояснил фельдшер, – д-да т-ты не д-дрейфь, С-серега, я ж плохого не посоветую… Там такие врачи, что и м-мертвого на ноги п-поставят. З-зуб даю.

— Ясно, – рассеянно кивнул я. Уверенности в том, что на ноги поставят, не было — только глухая тоска и желание послать все и вся к черту. В общем, мой обычный депрессивный настрой. От жизни я уже не ждал ничего хорошего. Жизнь выколотила меня, как прикроватный коврик, истязая напоследок страшным недугом.

Прибыли. Держась за больной бок, я выбрался из скорой. Неподалеку возвышался трехэтажный корпус «больнички». Нас уже ждали. Предупредительные врачи в белых халатах спешили навстречу, словно я — важный правительственный чиновник, а не простой писатель — фантаст.

— Здравствуйте, – крикнул фельдшер издалека.

— Здравствуйте, здравствуйте, – откликнулись они и затрясли головами дружно, как бараны в мультфильме.

— Мое почтение, – пробормотал я, и закусил губу — накатила такая боль, что я едва не потерял сознание.

— Так-так-так… — проговорил один из докторов, обходя меня полукругом, – что тут у нас?

— Тут у нас печень, – с кислым видом сказал я, – очередной приступ, похоже…

— Так-так-так, – повторил доктор, не выказав и тени сочувствия. Впрочем, к отсутствию сочувствия со стороны врачей за долгие годы лечения я успел привыкнуть. – Ну что, пойдем?

— Я вас провожу, – взял меня под локоть тот, что помоложе, с открытым приятным лицом.

— Не надо, – отказался я, высвобождая локоть, – сам дойду.

— Надо, надо, – мягко сказал он. – Я помогу вам, вы не волнуйтесь.

Тут я заметил, что врачи и толстый фельдшер как-то странно переглядываются. Словно знают что-то такое, о чем я и представления не имею.

— Пока, С-серега, – проговорил фельдшер с какой-то слишком торжественной интонацией и поднял руку — прощался.

— Увидимся еще, – сказал я.