Налоги, собранные в Москве, дают до 80 процентов госбюджета. А бюджет самой Москвы равен почти половине бюджета всей России. В Москве живет сто тысяч человек, чье личное состояние превышает миллион долларов. Но главное, именно здесь живут полмиллиона федеральных чиновников – людей, определяющих, каким курсом дальше будет идти страна. В других странах столицы тоже играют важную роль. Но такой концентрации власти и влияния, как в Москве, нет нигде в мире.

В конце 1980-х единая армия советских чиновников разделилась на пятнадцать конкурирующих команд – по числу советских республик. Республикам разрешили уйти, но после этого новые команды стали возникать уже внутри самой России. Сразу после августа 1991-го о независимости от Москвы объявила Чечня. Чуть позже отгородились Татарстан и Башкирия. Собственную политику начали проводить Урал, Поволжье и Дальний Восток. Россия разваливалась так же, как только что развалился СССР. Главы регионов больше не желали делиться с Центром деньгами и властью. Они желали приватизировать свои регионы так же, как директора крупных заводов приватизировали в те годы свои предприятия.

В 1992-м приватизация в стране началась официально. Управлял этим процессом федеральный чиновник Анатолий Чубайс. Его распоряжения исполнялись от Камчатки до Кубани. И только московская команда заявила сразу: Чубайс нам не указ. Как именно жить у себя в городе, мы уж как-нибудь разберемся без него.

Еще в июле 1991 года Мосгорисполком (председателем которого тогда был Юрий Лужков) принял «Решение о собственности города Москвы». Все, что только смогли вспомнить, было объявлено не федеральной, а столичной собственностью: здания, земля, имущество заводов и предприятий, водопровод и канализация, электричество и газ, весь транспорт, все деньги на всех счетах всех банков, памятники природы и истории, рестораны, школы, экспонаты музеев, информационные базы и вообще все-все-все. Московские власти отгородились от всей остальной страны и объявили, что свое добро никому не отдадут. Для приезжих была введена обязательная регистрация, что-то вроде визы. За нарушение этого положения Лужков даже предлагал ввести уголовное наказание. Приехал в Москву, задержался дольше, чем разрешено, – и сел в тюрьму.

7

Надо признать, что московская команда свое дело знала. От приватизации московской собственности ею было получено приблизительно в десять раз больше денег, чем Чубайс получил от приватизации собственности по всей стране. Этими деньгами нужно было как-то распоряжаться. И тут московским властям было не обойтись без помощи новорожденного русского бизнеса. Тем более что непроходимой пропасти между властью и бизнесом тогда еще не существовало.

Выбор мэрии пал на «Мост-банк» принадлежащий бывшему театральному режиссеру Владимиру Гусинскому. Первое время похвастаться выдающимися достижениями «Мост» не мог. В 1993-м банк Гусинского не входил даже в сотню крупнейших банков страны. Однако уже через год дела пошли: счета в «Мосте» открыли Департамент финансов правительства Москвы, столичная милиция и ГАИ, а также еще несколько московских управлений. Офис банка теперь располагался прямо в зданиях мэрии на Новом Арбате, а сам Гусинский стал председателем Совета представителей уполномоченных банков при мэре Москвы.

Жаль, но такая замечательная жизнь длилась недолго. Успехи Гусинского очень раздражали другого крупного финансиста – Бориса Березовского. Если Гусинский делал ставку на сотрудничество с московской командой, то о Березовском газеты писали, что он близок к команде президента Ельцина.

В ноябре 1994-го между банкирами началась война. Действия велись в несколько этапов и закончились полной победой Березовского.

Сперва «Российская газета» опубликовала материал, в котором мэра Лужкова обвиняли в планах по захвату президентского кресла. Финансистом переворота в статье называли Гусинского. Березовский проследил, чтобы статья обязательно попалась на глаза президенту, ну а дальше все уже покатилось само.

Ельцин вызвал начальника своей охраны генерала Коржакова и распорядился привести зарвавшегося финансиста в чувство. Еще через день, 2 декабря, Гусинский выехал с дачи и направился в центр Москвы. Его кортеж состоял из «мерседеса», джипа и «форда», в которых ехала его охрана. На въезде в город телохранители заметили, что за их кортежем следует «хвост». Последовала погоня на высокой скорости. Машины президентской Службы безопасности пытались вклиниться между автомобилем Гусинского и его телохранителями. С грехом пополам кортеж добрался до здания группы «Мост».

Гусинский вбежал внутрь, а его телохранители остались держать оборону. Люди Коржакова окружили здание и перекрыли выходы. Водители и охранники Гусинского закрылись в машинах. После многочисленных угроз их вытащили из машин и велели лечь на землю. Телекамеры засняли эпизод, как один из нападающих с размаху бьет в пах лежащего на земле охранника.

Сам Коржаков позднее вспоминал:

Из своего кабинета Гусинский начал звонить в московский РУБОП. Вскоре приехали крепкие парни, они бросились на нападающих, но те показали им удостоверения, и рубоповцам пришлось долго извиняться. В отчаянии Гусинский позвонил своему другу Евгению Савостьянову, начальнику столичного управления ФСБ. Вскоре приехали еще более крепкие спецслужбисты. Эти разговаривать не стали: сразу открыли стрельбу, продырявили шины автомобилей и надавали рукояткой пистолета по голове одному из людей в маске. Но, увидев удостоверения, тоже предпочли не связываться. Гусинский с ужасом наблюдал, как они садятся в машины и уезжают.

Кончилось все только через несколько часов. Совсем ночью люди Коржакова сняли наконец осаду и уехали. Пленных сотрудников «Моста» они увезли с собой. Трое из них позже попали в больницу. Сразу после этого эпизода Гусинский бежал из страны и пять месяцев прожил в Лондоне.

Некоторое время после этого инцидента Лужков еще пытался отстоять свое право самому выбирать себе друзей. Однако становилось ясно, что дело того не стоит. Деньги московской мэрии были переведены из «Моста» на счета других банков.