И ожидая поднятия на экран сайта «Га-Ама», рука так небрежно играла бумажками на столе… Ровно настолько, чтобы вечером можно было так вскользь спросить:

–  Сереж, а что это у тебя за фотография на столе лежит? Я случайно увидела…

–  Какая?

–  Ну, там ты на корте, с такой красивой блондинкой?

Он равнодушно пожимал плечами:

–  Не знаю, покажи потом.

И ей тоже становилось все равно. Если уж он этой блондинки не помнит, то и не ее это дело - ему о ней напоминать, тем паче, что на следующий день эта фотография на столе уже больше не валялась. Иной раз в глаза бросались какие-нибудь другие интересные вещи: забытое на кухне вежливое письмо-ответ на какой-то запрос Сергея к висконсинскому конгрессмену с внушительным грифом «Конгресс Соединенных Штатов Америки. Палата Представителей». Внутри открытого письма были непривычные израильтянину любезности, как-то: «Я счастлив услышать от вас. Будьте уверенны, что в момент голосования я приму во внимание все высказанные вами соображения…» Ей понравилось такое чуткое внимание к избирателям.

Внимательному исследованию подвергся и книжный шкаф. Две нижние полки были заставлены толстенными врачебными фолиантами, третья снизу завалена ксерокопиями научных статей и путеводителями по сказочным страна - Мексике, Коста-Рике, Белизу, Гватемале, Аргентине, а на верхних полках вместилась жидкая библиотечка доктора: «Сиддхартха» и «Игра в бисер» Гессе («Дань юношескому романтизму», - был Муркин вердикт), «Ультимативный путеводитель по Галактике для путешествующих автостопом» Дугласа Адамса, разрозненные потрепанные томики Раймонда Чендлера («Мужчины навсегда остаются мальчишками»), несколько книжек Роя Бредберри и Курта Воннегута («Душевные писатели»), и много романов Грехема Грина. Явное пристрастие к Грину доказывает, что Сергей - человек совестливый, романтик и вообще идеалист, верит в судьбу и рок и возмездие. Всё качества, в жизненном партнере положительные. Несколько книг по древнеримской истории, «Эгоистичный ген» Ричарда Докинса и «Конец истории» Фукуямы подтверждали, что у возлюбленного пытливый, любознательный ум и широкий круг интересов.

Вдумчивому исследованию подверлись и диски, разбросанные вокруг сидишника. Они обнаруживали любовь к хорошему устаревшему классическому року, недополученному в советском детстве: «Cream», «Криденс Клир Вотер Ревайвл», «Флитвуд Мэк», «Дайер Стрейт», «Роллинг Стонс», «Брус Спрингстин», «Пинк Флойд»… Мурка заметила, что Моцарты, Бахи и Чайковские разбросаны не были, а чинно стояли на полке нетревоженными.

Крупным событием дня являлась свежая почты. Тривиальная вещь, в Израиле ничем, кроме новых счетов за коммунальные услуги, не грозившая, здесь каждый раз радовала чем-нибудь незнакомым и интересным. Приходили каталоги всякой ненужной всячины, яркие рекламные буклеты, поступали соблазнительные предложения - от круиза по Карибским островам с гигантской скидкой до неповторимого шанса только для уважаемого д-ра Гринберга купить участок на берегу озера где-то на севере Висконсина…

Мурка наслаждалась этими днями, как отпуском, и не корила себя за безделье и мелкотравчатость интересов, потому что все это время она, наряду со всеми изысканиями в собственной новой жизни и в старой жизни Сергея была занята важным и главным делом для новобрачной: ожиданием возвращения возлюбленного с работы.

Сережа возвращался довольно поздно, привозил с собой продукты, и они сразу начинали целоваться, еще у входа. Пакеты падали на пол, молодожены устремлялись в спальню, и праздновали свою встречу. Потом голод гнал любовников на кухню. На скорую руку что-нибудь готовили вместе, зажигали свечи, Мурка накрывала на стол, и оба садились рядышком, и пили вино, и чокались и целовались. Молодой жене ужасно хотелось, чтобы все в их жизни было замечательно и красиво. Им никогда не надоедало беседовать, смеяться. Сергей рассказывал ей о своей работе, о больных, а Мурка в лицах пересказывала виденные днем фильмы, и обсуждала с ним происходящее в Израиле. Иногда, для разнообразия, ездили вечером ужинать в ресторанчик на соседней улице. Вернувшись, валились в койку и обнимались, и самую чуточку еще болтали, и быстро засыпали, зато просыпались либо в середине ночи, либо самым ранним утром, и снова сладко занимались любовью, а потом Сергей уезжал на работу до вечера, а Мурка оставалась дома, дрыхнуть, а потом гулять по каналам телевизора и сайтам Интернета.

В первую субботу их совместной жизни Сережа встал первым, и принес в кровать поднос, на котором стояли красивые чашки с кофе, круассаны и стаканы с апельсиновым соком. Они еще недолго повалялись и понежились, но потом он попросил ее собраться, заявив, что у них есть неотложные дела.

Заинтригованная Мурка быстро приняла душ, натянула носки, свитер и джинсы (в Израиле как минимум до середины ноября люди продолжают носить летние шмотки, а здесь уже в октябре стоит чертов холод, и дует пронизывающий ветер с озера), и они сели в Сережин Z350 и поехали через весь город. И хотя Сережка молчал и хранил секрет, Мурка уже догадалась, что они едут смотреть для нее машину, и чтобы не испортить ему сюрприз, продолжала делать вид, что ни о чем не догадывается, и неуклюже пыталась выпытать у него его намерения. А он стоически молчал, хотя тайна явно его распирала, и оба получали огромное удовольствие от этого. В конце концов они въехали на большую стоянку, огороженную разноцветными флажками, и Сергей галантно открыл ей дверцу, и Мурка вылезла со старательно обалделым лицом, и обняла его, и они поцеловались, и пошли под ручку в огромное здание. И Сергей спросил ее, какую машину ей хочется, а Мурка сказал, что ей все равно, какую-нибудь маленькую, чтобы легко парковаться. А Сергей засмеялся, и сказал, что парковка - не такая проблема, как в Иерусалиме, и все настаивал, чтобы она выбрала.

–  Я долго обдумывал, какая машина будет для тебя самой подходящей. Но ты не обязана соглашаться. Если тебе хочется не Би-Эм-ДаблЮ, а какую-нибудь другую марку, то можем выбрать, что хочешь. Только очень рекомендую с четырьмя колесами ведущими. Наши мидвестовские зимы - не чета иерусалимским.

–  Нет, - Мурка сжала ему руку, - мне все равно, я на тебя полностью полагаюсь. Я люблю красные машины.
– Хоть в Израиле эта марка и называлась Бэ-Эм-Ве, а не Би-Эм-ДаблЮ, но Мурка знала, что это очень дорогая потрясная тачка, и не могла представить, что может вот так, запросто, стать хозяйкой новой машины такого класса.
– Сереж, но может, мне чего попроще, а?

–  Не могу, воробей. Что же, я буду ездить на Z350, а моя жена на стареньком Форде? Как мы будем жить с такими классовыми различиями?

–  Но, понимаешь, это мне совсем не по средствам.

–  Знаешь, вдобавок ко всем прочим тяготам совместной жизни со мной, теперь еще и твое финансовое положение определяется моим.

–  Вот это мне и неловко. До сих пор я точно знала, что смогу о себе позаботиться. А теперь, кто знает, хватит ли у тебя денег достойно содержать меня?
– засмеялась Мура.

–  Нелишнее опасение! Вот пока ты сидишь дома, взяла бы и проверила как-нибудь на досуге, как обстоят наши финансовые дела.

–  Ага, - протянула Мура мечтательно.
– Введу режим строгой экономии!

Тут к ним подошел дилер, он был таким, какими бывают импортеры машин и в Израиле, пузатым, с золотыми кольцами, цепочками, напористым и болтливым, так что Мурку эта нормальность успокоила. Женщину, как полагается в таких ситуациях, он после приветствия больше не замечал и все объяснения адресовал только Сергею. Явно было, что Z350 был замечен, и клиент оценен. Но Мурке не было обидно, потому что она и в самом деле ничего не понимала в машинах, зато Сергей все время бросал на нее вопросительные взгляды и брал ее за руку. И она тоже нежно держалась за его руку и была совершенно счастлива. И покорно заглядывала под капот, и садилась на сиденье, и важно смотрела в зеркальце заднего вида, и со знанием дела нажимала на кнопки сидишника и кондиционера и с опытным видом меняла ключи в зажигании, упиваясь синхронной сменой наклона руля и сиденья.