Император прочитал, хмыкнул и начертал резолюцию:

«Чем болваны занимаются».

В этот момент в нарушение этикета его оторвал от дел Глинка-Маврин, не удержавшийся спросить:

– Как, ваше величество! Неужто вы верите этой легенде о старце?

Император оторвал глаза от бумаг.

Глинка-Маврин был преданный престолу слуга. На трех коронациях он нес Государственный меч. В царствование покойного батюшки в 1865 году, когда Глинка вступил в брак с Александрой Семеновной Мавриной, чей род восходил к XVI веку, ему была дарована двойная фамилия.

Генерал-адъютант ожидал ответа.

– Какая же это легенда! – вдруг, словно очнувшись, твёрдо произнес государь. – Это правда! Выходит, кое-что я знаю лучше милейшего Николая Карловича! Однако я не могу рассказать ему об этом, так как сам доверил печатать все, что он сочтет нужным!

Александр Александрович вынес свое тяжелое тело из-за стола и медленно подошел к окну.

– При достижении совершеннолетия тайна сия передается каждому наследнику престола.

– Но позвольте, ваше величество… – недоумевал генерал-адъютант. – Болезнь Александра Благословенного и его кончина подтверждены покойной супругой и лейб-медиком Виллие…

– В том самом году, – отвечал, полуобернувшись, император, – когда вам, Борис Григорьевич, дозволено было именоваться Глинкой-Мавриным, по приказу моего незабвенного батюшки был вскрыт саркофаг императора Александра Павловича. Все происходило в величайшей тайне, под наблюдением министра двора графа Адлерберга. Доверенные рабочие принесли присягу. Ночью они вынули гроб, а на его место поставили другой. Прежний же был отправлен на кладбище при Чесменской богадельне. Там, вы знаете, хоронят солдат-старослужащих. Так вот, слушайте и мотайте на ус!..

Александр Александрович вернулся к столу и погрузился в кресла. Положив большие ладони на лицо, он продолжал:

– Недавно я приказал снова вскрыть саркофаг. Это сделал граф Воронцов-Дашков. Гробница хранила пустой гроб!

Император почел за лишнее говорить о подробностях.

В бытность свою цесаревичем Александр Павлович фактически примкнул к заговорщикам, желавшим принудить Павла I отречься от престола. В течение своего недолгого царствования император становился все более и более несдержанным, порой проявляя в своих поступках признаки безумия. Даже очень близко стоявшие к Павлу придворные находились под постоянной угрозой всякого рода немилостей и пуще того – ссылки. Вспышки августейшего гнева невозможно было предугадать. Они доводили царедворцев до мыслей о каком угодно шаге, чтобы только избавиться от страха за свою судьбу. Заговор возглавил генерал-губернатор Санкт-Петербурга граф Пален, которому Павел безгранично доверял. После длительной внутренней борьбы и мучительных колебаний цесаревич дал согласие на готовящийся переворот.

Однако хорошо зная бурный темперамент своего отца, Александр не мог не понимать, что тот никогда не откажется добровольно от престола. Хотя цесаревич и предупредил Палена, чтобы никто из заговорщиков не смел покуситься на жизнь императора, он был осведомлен, что среди них находятся готовые на все враги Павла, в том числе и ненавидящие его братья Зубовы. Пален, по-видимому, обманул Александра, который после цареубийства испытывал глубочайшие нравственные муки. Он терял присутствие духа даже при упоминании о роковой ночи 11 марта 1801 года.

Когда вдова Павла императрица Мария Федоровна вместе с только что занявшим трон Александром вошла в военную залу Михайловского замка, где на траурном возвышении стоял гроб, она, увидев кровоподтёк на горле покойного мужа, истерично вскрикнула и, обратившись по-французски к сыну, сказала:

– Поздравляю вас! Теперь вы – император!..

Александр упал без сознания перед гробом отца, а мать повернулась и вышла из залы.

Сознание своей вины, участие, пусть и косвенное, в отцеубийстве терзало Александра всю жизнь и привело его к мысли отречься от мира и добровольно уйти от власти.

Исполненный в начале своего царствования либеральных надежд, Александр Павлович постепенно разочаровывался в возможности принести добро своему народу и мало-помалу делался сугубым консерватором. Но когда получил донесение о готовящемся заговоре декабристов, то наложил на докладе поразившую всех резолюцию: «Не мне их карать! Ведь я сам в молодости разделял те же иллюзии». И в то же время, не прощая себе прошлого, он категорически отказался принять титул Благословенного, поднесенный ему от имени русского народа после Отечественной войны 1812 года.

Когда в 1825 году заболела императрица Елизавета Алексеевна, врачи, опасаясь обострения чахотки, послали ее на юг. Более чем странным, однако, оказался выбор царской четы. Вместо того чтобы отправиться в Крым, где находились прекрасные благоустроенные дворцы и погодные условия идеально подходили для лечения легочных заболеваний, император и его супруга выбрали захолустный Таганрог, в котором не было ни одного подходящего помещения, не существовало хороших путей сообщения со столицей, да и сам климат был неблагоприятен больным туберкулезом. Зато этот городок, населенный семью тысячами жителей, стоял на отлете и из него можно было незаметно скрыться куда угодно морским путем.