Шрифт:
ЛОЖЬ, ЦАРИЦА МИРА
И разумом и взором разумею, Что в мире ложь царит, и только ложь. Придворную увидишь галерею — Не лица у людей, личины сплошь. Когда брожу порою по музею, Приукрашеньем каждый холст хорош. Я перед лжекрасавицею млею: Обман — однако глаз не отведешь. Студенты изучают небылицы, И небо лжет, воздушную дугу Деля на разноцветные частицы. Но разве я другим пенять могу, Что нет превыше лжи для них царицы, Когда я сам, учась у Феба, лгу? ТОММАЗО ГАУДЬОЗИ
УПОТРЕБЛЕНИЕ ТАБАКА
Уже, казалось, исчерпал до дна Спесивый смертный море наслаждений, В пирах и на одре любовных бдений Дань роскоши платить любя сполна. Все, что земля приносит и волна,— Все наше, все для наших вожделений,— Вот главное из общих заблуждений И в прежние и в наши времена. И наконец изысканное блюдо Ноздрям голодным бренный мир принес Индийский дым из малого сосуда. Что дальше? Мир катится под откос! Табак — его последняя причуда — Усладою мирскою тешит нос. ИГРА В КАРТЫ
Фортуна шутит. Для нее игра — Дарить и отнимать одновременно, То вознося, то ставя на колена, И счетом битва — цифрами хитра. Сверкает злато, груда серебра, Влечет несметных воинов арена. Фортуна к ним скупа попеременно И — столь же неояшданно — щедра. Ты видишь, как своей беды грядущей Виной рука бывает: риск велик, И жребий в ней самой — в руке сдающей. Я на примере карточном постиг, Что в жизни все решает миг бегущий. Один короткий неделимый миг. СМЕРТЬ СГЛАЖИВАЕТ ВСЕ РАЗЛИЧИЯ
Добычу Марса, алчного жнеца, Я озирал, на поле сечи стоя, — На этом лоне жуткого покоя, Где спал мертвец в объятьях мертвеца. Белели кости павших в гуще боя, И труса отличить от храбреца, Безродных — от рожденных для венца Пытался я, догадки втуне строя. И я подумал: если всех одна Материя для жизни породила, И смерть должна рожденью быть равна. Коль скоро смертным суждена могила, Возьмет и роскошь бренную она. Людскому веку — краткий миг мерило. БАРТОЛОМЕО ДОТТИ
МЕЛЬНИЦА
Синьору Камилло Барньяни
Волне послушны, лопасти стучат Стоящего над берегом колосса, И медленно тяжелые колеса Вращаются, одно другому в лад. И каменные жернова скрипят, И торопливою стопой с откоса Церера сходит, золотоволоса, И камни злато в белый снег мельчат. Так Время крутит нас, мой друг Камилло, Обруша на людей свою реку: Минуло детство — юность наступила; Проходит зрелый век — и старику Не за горами видится могила, Чей камень в прах стирает нас, в муку.МУРАВЬИ
Ты видишь — по земле живые точки, Как бы живые атомы, снуют, Согласно, дружно, не поодиночке,— То здесь они, то там, то снова тут? Цепочкою ползут — и все в цепочке По зернышку не без труда влекут, Чтобы добычу закопать в лесочке И продолжать неутомимый труд. Понаблюдай за этой канителью, Ты, что, алчбою душу распаля, Богатства копишь потом, чужд веселью. Так и умрешь, алчбы не утоля, Ты, сделавший стяжанье главной целью, Тогда как цель стяжания — земля. БЕДНЫЙ ЧЕЛОВЕК И МОГУЩЕСТВЕННЫЕ ВРАГИ
Враги, я принимаю бой, тем паче Что спор — о том сегодня, кто сильней, А не о том, кто баловень удачи. Я не слабее вас, хоть вас бедней. Я травли не боюсь. Будь я богаче, Сложи Фортуна у моих дверей Свои дары, все было бы иначе, Вы милости искали бы моей. Лишен богатства я, но не булата, Не так ли? Землю я не упрекну В том, что она щедрей для супостата. Я перед вами шеи не согну: Чтоб мир купить, я не имею злата, Но меч имею — продолжать войну. НЕ НАМЕРЕВАЯСЬ ВОЗВРАЩАТЬСЯ НА РОДИНУ
Я на тебя смотрю прощальным взглядом, Земля моя. Ты мачеха, не мать. Чужим я стану воздухом дышать, Чужбина для меня не будет адом. Меня сочла ты недостойным чадом, На мне — проклятья твоего печать. Чего другого от отчизны ждать, Что за любовь всегда платила ядом? Приют найду я в стороне любой, Где слава звуком лиры вдохновенной Опередить приход сумеет мой. Таков скитальца жребий неизменный: Безвестный — он в отечестве чужой, Прославленный — он гражданин вселенной.