Она была родом с Урала, из Перми, и жила в Пятигорске всего-то два года. Здесь у неё был похоронен муж, командир тридцать второй заставы. Вот почему она такая приспособленная к армейской жизни и ничему не удивляется, часто думал Игорь. «Мне кажется, если бы я тогда была с ним, он не погиб бы», — сказала она однажды и привела его к могиле у подножия Машука. Вся тридцать вторая застава, павшая ещё до того, как Спиридонов захватил власть. Шаталась уже страна, и, конечно же, погибшие оказались заложниками этого шатания, а духи воспользовались ситуацией, опять же англосаксы мутили воду, американцы им поддакивали, а турки скалились, воодушевленно потирая руки: у всех сбылись их вековые мечты, отхватили Кавказ, проучили Россию.

Он так и уснул с ложкой и кастрюлей в руках. Снилась ему какая-то фантасмагория, не имеющая никакого отношения к реальности. А проснулся от свежего воздуха. Энергия боя, которая жила в нём в течение дня, ушла, и ему сделалось зябко. Божена спала рядом, поджав под себя ноги и обхватив себя руками. Где-то внизу раздались странные звуки, словно кто-то крался и наступил на консервную банку.

Ничего, подумал Игорь, там Орлов, он своё дело знает. Но всё равно осторожно поднялся, пошёл и посмотрел.

По пути он заглянул к Севостьянихину, который сидел в углу между двумя окнами. Рядом с ним лежали радиостанция и автомат.

— Командир, спишь? — шёпотом спросил Игорь, вглядываясь в тёмную фигуру.

Но Севостьянихин не ответил. Игорю надо было поговорить с ним, впрочем, это можно было сделать позже, под утро. Однако стоило было Габелому повернуться, чтобы уйти, как Севостьянихин сказал:

— Повезло нам, кадровые силы боевиков ушли в Россию, а с нами воюют, можно сказать, новобранцы.

Игорь молча стоял перед ним. Ему было всё равно с кем воевать.

— Завтра атакуем в направлении Бештау.

— Приказ пришёл? — с облегчением спросил Игорь.

Любой приказ означал, что они не одни, что о них помнят. А это большое дело в армии, когда о тебе помнят, потому что армия — это мощь, это сила.

— Не было приказа, просто ждать дальше бессмысленно. Утром пойдёшь в разведку.

— Есть пойти в разведку, — сказал Игорь и присел перед Севостьянихиным, чтобы обсудить подробности.

Лица у Севостьянихина не было видно. Белел лишь кончик знаменитого носа, который казался вялым и безынициативным. Потом Севостьянихин пошевелился, и Игорь различил его глаза. Вот глаза у командира оказались вовсе не сонными, а даже очень ясными и конкретными, должно быть, он думал о чём-нибудь приятном, сидя в темноте, а тут пришёл Габелый и испортил обедню.

— Думаешь, они нас не ждут?

— Да нет, может, и ждут. Кто его знает. Дело не в этом.

— А в чём?

— Что-то происходит, понимаешь?..

— В смысле?.. — удивился Игорь и положил автомат на колени.

— Сам подумай, Будённовск молчит, как рыбы об лёд.

— Ну?.. Может, обложили?

— Такую базу не обложишь, — заметил Севостьянихин.

— Ну да, — чуть ошарашенно согласился Игорь. — Действительно… хм… я не подумал.

— Значит, что?.. — многозначительно спросил Севостьянихин и хитро вместе с гениальным носом посмотрел на него.

— Что?.. — удивился Игорь.

На ум, как назло, ничего не приходило. Спал ум — там, рядом с Боженой, и вообще уму ничего не хотелось думать, уму хотелось тихо мечтать о счастье.

— Значит, им приказали молчать и не высовываться, — веско сказал Севостьянихин.

— Не-е-ет… не может быть… — удивился Игорь и окончательно проснулся.

Да такого командира подчинённые на куски порвут, подумал он. Свои не предают. Закон спецназа.

— Всё может быть, сынок, всё может, — вздохнул Севостьянихин.

Сынком Севостьянихин называл кого-либо крайне редко, разве что в минуту душевного волнения. Значит, такая минута настала.

— Что же делать? — спросил Игорь, всё ещё не в силах переварить услышанное.

— Вот вы с Вепревым и прикиньте, что делать. Потом мне доложите. Обмозгуем вместе. Сбор у меня в полпятого.

Расслабленное лицо Севостьянихина снова стало насмешливым, таким, каким Игорь привык его видеть двадцать четыре часа в сутки. Такого не раскусишь и на мякине не проведёшь. Опытным был Севостьянихин, много повидал и понимал одну мудрость: мы никогда не знаем, где ошибаемся. А именно в этом и таился залог успеха или неуспеха — не делать ничего такого, что привело бы к ошибкам, потому что ошибки — это человеческие жизни. С другой стороны, если бы это была какая-нибудь стратегическая операция, где важен успех на каком-либо фронте. А у нас? У нас локальные бои, мелкие стычки, ничего не решающие в принципе. Возможно, успех кроется как раз не в вылазках, а в надёжной обороне. Сковываем мы моджахедов, не даём им уйти дальше, в глубь России. Но и сидеть на месте тоже нельзя.