Нье ничего не ответил и даже не посмотрел на Ппевела. Лю Хань достаточно хорошо читала по его лицу, чтобы понять: он не считает Ппевела дураком. У нее создалось такое же ощущение.

Глаза Ппевела снова повернулись в сторону людей.

— Предположим, мы вернем вам этого детеныша, — сказал он через Эссаффа, игнорируя разнервничавшегося Томалсса. — Предположим, мы сделаем это. Что вы дадите нам взамен? Вы согласитесь не устраивать больше взрывы наподобие того, который испортил день рождения Императора?

Лю Хань глубоко вздохнула. Она отдала бы что угодно, лишь бы вернуть ребенка. Но решение принимала не она. Здесь власть принадлежала Нье Хо-Т’ингу, а Нье любил дело больше, чем какого-либо человека или его частные заботы.

Абстрактно Лю Хань понимала, что это и есть путь, которой следует избрать. Но можете ли вы думать абстрактно, если вы только что видели своего ребенка в первый раз после того, как его у вас украли?

— Нет, мы не согласны на это, — сказал Нье. — Это слишком много в обмен на одного ребенка, который не может причинить вам никакого вреда.

— Если вернуть детеныша, это повредит нашим исследованиям, — сказал Томалсс.

И Нье, и Плевел игнорировали его. Нье продолжил, как ни в чем не бывало:

— Хотя, если вы вернете ребенка, мы отпустим одного из ваших самцов, который у нас в плену. Для вас он должен быть дороже ребенка.

— Любой самец для нас дороже, чем тосевит, — сказал Ппевел. — Это аксиома. Но в словах исследователя Томалсса содержится доля истины. Прервать долговременную исследовательскую программу — это не то, что мы, самцы Расы, можем сделать просто так. Нам нужно иметь более веские доводы, чем просто ваше требование.

— Кража детей для вас не означает преступление? — спросила Лю Хань.

— Не очень большое, — безразличным тоном ответил Ппевел. — Раса не страдает концентрацией внимания на отдельных особях, что присуще вам, тосевитам.

Самое худшее состояло в том, что Лю Хань поняла, что он имеет в виду. Чешуйчатые дьяволы не были злыми. Просто они настолько отличались от людей, что, когда они поступали в соответствии со своими понятиями о правильном и достойном поведении, люди могли только ужасаться.

— Скажите мне, Ппевел, — спросила она с угрожающим блеском в глазах, — как давно вы на посту помощника администратора этого региона?

Нье Хо-Т’инг бросил на нее быстрый взгляд, но не одернул. Коммунисты проповедовали равенство между полами, и Нье следовал этим проповедям — в большей степени, чем другие, кого она встречала. Например, Хсиа Шу-Тао, говоря об участии женщины в революции, имел в виду ее лежащей на спине с широко раздвинутыми ногами.

— Я несу эту ответственность недолго, — ответил Ппевел, — прежде я был помощником помощника администратора. Почему вы задаете такой неуместный вопрос?

У Лю Хань не было во рту множества мелких острых зубов, как у маленьких чешуйчатых дьяволов, но хищная улыбка, которую она адресовала Плевелу, показала, что она в них и не нуждается.

— Значит, ваш прежний начальник мертв, да? — спросила она. — И он умер в день рождения вашего Императора?

Все трое чешуйчатых дьяволов на мгновение опустили глаза, когда Эссафф перевел слово «Император» на их язык.

Ппевел ответил:

— Да, но…

— Как вы думаете, кто заменит вас после следующего взрыва? — спросила Лю Хань. Сорвать переговоры, вероятно, плохое дело, но ее это не беспокоило. — Вы можете не считать похищение детей большим преступлением, но мы так считаем и будем наказывать вас всех, поскольку не можем добраться до виновника. — Она косо посмотрела на Томалсса.

— Этот вопрос требует дополнительного анализа в высших кругах Расы, — сказал Ппевел; он сохранил самообладание. — В данное время мы не говорим «да», но не говорим и «нет». Давайте перейдем к следующему пункту обсуждения.

— Очень хорошо, — сказал Нье Хо-Т’инг.

Сердце Лю Хань упало. У маленьких чешуйчатых дьяволов не в обычае откладывать такие дела, и она знала это. Дискуссия о возврате ее дочери может продолжиться. Но каждый день, который ее дочь проводит вдали от нее, делает ее все более чужой, и наверстать упущенное становится все труднее. Она не видела ее с трехдневного возраста. Какой она будет, даже если Лю Хань наконец вернут малышку?

Снаружи железнодорожный вагон выглядел, как багажный. Давид Нуссбойм успел увидеть это, прежде чем усталые охранники НКВД с автоматами, использовать которые им не было нужды, загнали его и его товарища по несчастью внутрь. Внутри вагон был разделен на девять отделений, как обычный пассажирский. Правда, в обычном пассажирском вагоне четыре пассажира в купе — это уже под завязку. Люди с ненавистью смотрели друг на друга, как будто каждый сосед был виноват в том, что занимает так много места. В каждом из пяти купе для заключенных этого вагона… Нуссбойм покачал головой. Он был щепетильным и дотошным человеком. Он не знал, сколько людей помещалось в каждом купе. Но он знал, что в его купе загнали 25 человек.