Уолсингем! Черно-белый, фанатичный Уолсингем был для него, умудренного годами и опытом, загадочен и непостижим более, чем светская львица для нецелованного юнца! Новая, небывалая доселе людская порода… Ведь это не один Уолсингем, и иные есть… Да вот юнец этот, везучий Дрейк. Тоже таков. Не придумать и названия… Широколобый фанатик, что ли? Требует крайних мер — а испанцев, попадающих в плен к нему, милует. Дружит с черномазыми — и одновременно с работорговцами Хоукинзами. Как все это в одной душе вмещается, не разрывая ее?

Порою Сесилу казалось, что и государыня — в их стане, непонятных новых людей. Немноголюдном, но растущем и уже, несомненно, стане. И что ему их уж не догнать! Тогда вспоминались кембриджские, студенческие годы. Соревнования в беге, или скажем, речная регата. Небольшая сплоченная стайка лидеров впереди — и тебе, толстяку, их уже не догнать… Вот-вот скроются за поворотом последние из них, издали сливающиеся в одно разноцветное, колыхающееся пятно, и ты останешься совсем один. Или, что еще хуже, — не один, а среди толпы людей, не имеющих значения…

Но покуда он находил в себе силы встряхнуться, отогнать эти назойливые видения. Стало быть, пока еще не стар! И все люди — это люди, те самые, которых он знает. Только кажется, что кто-то из них — иной, непостижимый…

И он удалялся в свой знаменитый (говорят, первый во всем королевстве) розарий, отгонял от нежнейших красавиц всех — и садовников, и леди Милдред — и через час-полтора был вновь готов к дальнейшим схваткам жизни…

Фрэнсис Уолсингем с детства любил пугать сверстников. Но чтобы удовольствие от этого было полным, неурезанным, истинным — ему непременно требовалось, чтобы пугаемые не подозревали, кто их напугал! Он с ранних лет научился ради такого торжества подавлять бесенка тщеславия. Тот так и норовил выскочить и признаться: «Что, перепугались? А это был и не дьявол вовсе, а — я! Выдолбил тыкву, прорезал в ней три дырки — „глаза“ и „рот“, вставил внутрь свечку, зажег ее, сунулся под ваше окно и заухал!» Нет, он стерпит, пренебрегая мигом торжества, — зато будет наслаждаться не один, а много раз, выслушивая вновь и вновь рассказы о неразгаданном и оттого незабывающемся ужасе…

Но еще выше этого наслаждения было — наслаждение знать неведомое другим. Бессмертные слова пророка Исайи он понимал буквально! (Сейчас можно их прочесть на мозаичном полу центрального холла штаб-квартиры ЦРУ США в Лэнгли, штат Вирджиния: «И вы познаете Истину, и Истина сделает вас свободными».) С одною только малосущественной поправкой: могущество, а с ним свободу дает не Истина с большой буквы, в философском смысле, а с малой, в житейском смысле.

Сейчас он создал организацию для получения знаний. Эти знания приносили его стране ощутимую пользу. Заговоры рушились потому, что «Сикрет Интеллидженс Сервис» знала о них. Покушения не удавались — потому, что «С. И. С.» знала о них. Мятежи подавлялись в зародыше (следовательно — быстро и малой кровью) потому, что «С. И. С.» знала о них. Дорогостоящие агенты разоблачались по той же причине. Вообще, не сильно преувеличивая, можно было б сказать: Англия потому только и смогла бороться с величайшей, богатейшей и сильнейшей страной христианского мира, не терпя в этой борьбе поражения с самого начала, что ее секретная служба знала больше и узнавала раньше испанской.

В случае открытой войны в действие вступила бы секретная агентура на континенте и даже за пределами Европы. И уж тогда!.. Но увы, открытой войны не было и в обозримом будущем не предвиделось. Уж на что свирепый удар по солнечному сплетению получил Филипп Второй, когда молодой Фрэнсис Дрейк захватил «Золотой караван» на Панамском перешейке, — а и то стерпел! Не стал лезть на рожон. Да его и можно понять. Англия усиливалась с каждым днем. Не напали десять лет назад, когда мы были неизмеримо слабее, — пеняйте на себя…

После «удара в солнечное сплетение» Дрейк почти готов был смиренно принять опалу, как поджигатель войны и провокатор. «Ну да, этого я добивался — и добился! — с тайной гордостью думал он. — Это моя война! И мы ее, в конечном счете, выиграем!» Но он оказался вовсе не готов к тому, что произошло в действительности. Испанцы сглотнули обиду и списали убытки. Даже посол Испании не сделал общепринятого заявления о сумме ущерба. Так что и повода для опалы не было. Ее Величество милостиво изволила принять подарки Дрейка. Но повелела в Вест-Индию покуда не плавать. Отношения с Испанией вроде бы наладились, покуда он плавал, так Не надо дразнить врага…

Дрейк понял — и отошел в тень, покуда «партия мира» сэра Вильяма Сесила… простите, ныне уж лорда Берли! — в силе. Он распустил свои экипажи и зажил мирной жизнью. Приобрел в Плимуте дом и стал судовладельцем. Три фрегата купил он, имена их были: «Ридьютейбл», «Трайэмф» и «Виктэри» (по-русски соответственно: «Грозный», «Победоносный» и просто «Победа»). Обсуждал с почтенными купцами возможности вложения средств в мирную и доходную Ост-Индскую или Левантинскую торговлю, или даже в торговлю с Россией. А почему бы и нет? Для начала выслать в Россию Тэда на разведку, а потом уж…

В итоге ни в какую из более десятка мирных торговых компаний Англии он не вступил — даже в наиболее близкую ему по духу и старейшую из всех — «Компанию купцов-авантюристов».

А принял он предложение тезки своего, мистера Фрэнсиса Уолсингема, — и отправился на фрегате «Сокол», переданном ему в управление на время операций, в южную Ирландию. Там, базируясь в приморском местечке Квинстаун (ирландцы называли его Коб), препятствовал сношениям ирландских мятежников с Испанией и католической Бретанью, лишь шестьдесят два года назад окончательно вошедшей в состав Французского королевства и помнящей о былой независимости…