Мужам рожденны на прельщенье:

Как нощь - власы, лицом - луны,

Как небо - голубые взоры;

Блеск уст, ланит их - блеск Авроры,

И холмы в дар ему плодов

При персях отдают в прохладу.

“Хвала царю, - рек, - за награду;

Но выдьте вон: я философ”.

Как?
– Нет, мудрец! скорей винися,

Что ты лишь слабостью не слаб

Без зуб воздержностью не дмися:

Всяк смертный искушенья раб.

Блажен, и в средственной кто доле

Возмог обуздывать по воле

Своих стремленье прихотей!

Но быть богатым купно святу

Так трудно, как орлу крылату

Иглы сквозь пролететь ушей.

1811

На храм при Гапсале

воздвигнутый графом Сте<й>нбоком

в память, что на месте том под деревами

отдыхал Петр Великий

по разбитии шведских галер

в 17<10> году

На бывших шведских сей брегах построен храм,

Чтобы в прогулках был щит от дождя и зною

Друзей он и врагов, и в памятник векам:

Великого Петра тут сень была покою.

1811

Касаюсь струн, - и гром за громом

От перстов с арфы в слух летит,

Шумит, бушует долом, бором,

В мгле шепчет с тишиной и спит;

Но вдруг, отдавшися от холма

Возвратным грохотаньем грома,

Гремит и удивляет мир:

Так ввек бессмертно эхо лир.

О мой Евгений! коль Нарциссом

Тобой я чтусь, - скалой мне будь;

И как покроюсь кипарисом,

О мне твердить не позабудь.

Пусть лирой я, а ты трубою

Играя, будем жить с тобою,

На Волхове как чудный шум

Тьмой гулов удивляет ум.

Увы! лишь в свете вспоминаньем

Бессмертен смертный человек:

Нарцисс жил нимфы отвечаньем, -

Чрез муз живут пииты ввек.

Пусть в персть тела их обратятся,

Но вновь из персти возродятся,

Как ожил Пйндар и Омир

От Данта и Петрарка лир.

Так, знатна часть за гробом мрачным

Останется еще от нас,

А паче свитком беспристрастным

О ком воскликнет Клиин глас, -

Тогда и Фивов разоритель

Той самой Званюи был бы чтитель,

Где Феб беседовал со мной.
–

Потомство воззвучит - с тобой.

1811

К Меценату

Сабинского вина, простого.

Немного из больших кувшинов

Днесь выпьем у меня, Мецен!

Что сам, на греческих вин гнезда

Налив, я засмолил в тот день.

Когда, любезнейший мой рыцарь,

Народ тебя встречал в театре

Со плеском рук, - и гром от хвал

Твоих с брегов родимых Тибра

Звучал сверх Ватиканских гор.

Ты у себя вино секубско

И сладки пьешь калесски соки;

Но у меня их нет, и грозд

Ни формианский, ни фалернский

Моих не благовонит чаш.

<1811>

Полигимнии

Муза Эллады, пылкая Сафа,

Северных стран Полигимния!

Твоя ли сладкозвучная арфа?

Твои ли то струны златые,

Что, молнии в души бросая,

Что, громами тихо гремя.

Грудь раздробляют мою!

Иль, о румянощека, чернокудра,

Агатовоокая дева!

Ты мне древнего слога премудра

Витиев эольских напева

С розовых уст тлас проливаешь?

Слышу журчащие токи

И во гармоньи тону!

Так ты, греко-российска Харита!

Вблизи как меня восседая,

Коснулась во мне дланью пиита,

Со мной однодушно дыхая,

Мой гимн возглашаючи богу;

Сердце во мне вспламенялось,

Слезы ручьями лились!

И если б миг еще продолжила

Твое небоэвучное чтенье,

Всю жизнь бы мою, как былье, спалила,

Растаял бы я в восхищенье,

Юной красой упояся,

Блаженства снести бы не мог,

Умер, любовью сгорев.

Но холодная старость, седая,

Бледным покрыв щитом костяным,

Стрелы твоих очес отражая,

Хоть упасть ко стопам мне твоим

Строго тогда воспретила,

Избег я тебя, - но твой взгляд,