Когда роман вышел в свет, вот что написали о нем в «Манчестер Гардиан»: «Человечество больше не страшится монстров и сверхъестественного. Хоть мистер Стокер и подошел к теме с большим энтузиазмом и мастерством, роман производит впечатление скорее пародии и гротеска, чем ужаса… Целый роман о средневековых страшилках – большая ошибка с точки зрения художественного замысла».

Роман был совершенно не понят и не принят литературным сообществом викторианской Британии. Да это и не могло быть иначе, ведь по своему сюжету он не многим отличался от страшных сказок в дешевом переплете, которыми зачитывались только освоившие грамоту заводские рабочие и крестьяне. Дело было не в том, что происходит в романе, а в том, как и почему. А этого общество того времени предпочло не замечать.

Викторианское общество жило по своим собственным канонам нравственности и морали, сложившимся по сложному стечению исторических обстоятельств. Викторианцы получили в наследство традиционные христианские понятия о добре и зле и устройстве традиционного общества. Однако эти нормы претерпели серьезные изменения, частично приведшие к парадоксам и даже гротескным искажениям в их видении мира.

Изданная в 1859 году «Теория происхождения видов» Дарвина серьезно подкосила религиозные устои британского общества. Именно с тех времен британцы начали трансформироваться в так называемую «нацию атеистов». С одной стороны, общество переживало расцвет науки и промышленности, индустриальную революцию, а с другой стороны – упадок нравов. Подкрепленное христианской доктриной понятие о добре и зле, правильном и неправильном уступило место светскому гуманизму. Грех был грехом, только если становился достоянием общественности. Внешнее соблюдение канонов устаревшей морали стало главнее самой морали. Это привело к формированию извращенного представления о «хорошей» викторианской женщине, так называемого парадокса «Мадонны-шлюхи». Викторианская женщина, жена и мать, существо пассивное, не интересное, зависимое и начисто лишенное сексуальности. В викторианском обществе даже слово «ноги» было под таким строжайшим запретом, что ножки рояля называли «конечностями» и прятали под кружевными или меховыми чулочками. Эдакие средневековые дамы, запертые в высоких башнях, викторианские женщины не имели даже права наследования собственности. Викторианские мужчины находили сексуальное удовлетворение только с продажными женщинами. Это было негласной нормой общества. В Лондоне свирепствовала эпидемия сифилиса, и ученым впервые удалось выявить связь между заражением и сексуальными контактами.

Прочитанный в таком контексте, роман Стокера становится почти скандальным.

В романе обширно затронута тема «противоестественной», запрещенной сексуальности. Справедливо заметить, что любое проявление сексуальности находилось под запретом, в массовой литературе и театре сексуальные сцены подменялись описаниями жестоких убийств.

То влечение и та энергия, которую излучают укушенная Дракулой Люси, Мина и сам граф, не могут быть истолкованы никак иначе как открытый сексуальный призыв. Стокер пишет об отказе от канонов традиционной морали, о животной, грубой чувственности. Это если и не призыв к сексуальной революции, то открытое нарушение табу и пощечина ханжеской викторианской морали.

Кровь и укус символизируют запрещенную в викторианском обществе тематику телесного. После обнаружения инфекций, передающихся половым путем, кровь – воплощение любой биологической жидкости, потенциально несущей смерть. Этот мотив обрел еще больший зловещий смысл в ХХ веке с обнаружением других опасных болезней, передающихся через кровь.

Другой подсознательный страх, ярко прослеживаемый в романе, это ужас Нового Мира перед Старым. В конце ХIX века рабочий класс начал расти и обретать политический вес и собственный голос. Мир стремительно менялся. В таком контексте по-настоящему «старый» дворянин граф Дракула олицетворял собой уходящий мир аристократии с его кажущимися странными обычному человеку привычками и обычаями. На смену изнеженным жителям старинных замков приходят грубые и простые люди, такие как убийца Дракулы, американец Куинси Моррис.

Старый мир повержен с помощью грубой физической силы, а также науки и знаний, которые символизирует собой доктор Ван Хелсинг. Однако Стокер предпочитает завершить роман традиционным хеппи-эндом – торжествует традиционное, викторианское добро и восстановлен прежний порядок вещей.

Образ Дракулы крайне неоднозначен. С одной стороны, его можно прочитать как символ мужского доминирования, которое было важнейшей частью викторианской жизни. С другой – он отверженный, жертва своих желаний, которые он не в силах победить, что приближает его к ненавидимым в XIX веке гомосексуалистам. В то же время Дракула воплощает собой недоверие и ужас перед эмигрантами – ведь он прибывает в Англию нелегально и привозит с собой нарушение порядка, болезнь и смерть. Наверное, именно поэтому образ Дракулы получил такое развитие в американской массовой культуре.

Роман Брэма Стокера «Дракула» изменил ход развития мировой литературы. Его можно прочесть как манифест меньшинств, трактат о викторианской морали или просто пугающий приключенческий роман. В любом случае, читателя ждет увлекательная прогулка по окутанным туманом закоулкам Лондона, куда нередко наведывается то самое безымянное древнее Зло.

3 мая. Бистрица [1]

Выехал из Мюнхена 1 мая в 8.35 вечера и прибыл в Вену рано утром на следующий день; должен был приехать в 6.46, но поезд опоздал на час. По тому, что я мельком видел из окна поезда, а также прогуливаясь по улицам, я решил, что Будапешт на редкость красивый город. Я боялся забираться слишком далеко от вокзала, так как наш поезд опаздывал и должен был вскоре отправиться дальше. У меня было такое чувство, точно мы покинули Запад и оказались на Востоке, а самый западный из великолепных мостов, перекинутых через Дунай, достигающий здесь громадной ширины и глубины, напомнил мне о временах турецкого ига [2] .

Выехали мы своевременно и к сумеркам прибыли в Клаузенбург [3] . Здесь я остановился на ночь в гостинице «Отель Ройял». Мне подали к обеду или, вернее, к ужину цыпленка, приготовленного каким-то оригинальным способом с красным перцем – прекрасное блюдо, но возбуждающее сильную жажду. (Прим.: взять рецепт для Мины.) На мой вопрос официант ответил, что оно называется паприка гендл [4] и что в Прикарпатье его можно получить, пожалуй, везде, поскольку это национальное блюдо. Я пришел к заключению, что, как ни скудны мои познания в немецком языке, все же они оказали мне большую услугу. Я, право, не знаю, как бы обходился без них.