— Куда вы ездили сегодня?

— В “Седьмой континент” за мороженым, — раздраженно сказала из угла Алина. — Зачем вам…

— В какой?

— Что — в какой?

— В какой “Седьмой континент”?

— Который на Лубянке! Что вам за…

— Так, что потом?

— Потом мы поехали к Алине, мультфильм смотреть.

— Какой мультфильм?

— Ну, мы купили мультфильм, — объяснил Федор терпеливо, — про Мулана.

— Не про Мулана, а про Мулан, — поправила Алина. — Мулан — это она.

— Про Мулан, — согласился Федор. — Потом я на компьютере играл, а Алина по телефону разговаривала. Потом мы оделись и поехали в мамину школу. Алина сказала, что мы маму заберем и уговорим ее поехать пиццу есть. Она сказала — кутить, так кутить. Я люблю кутить, а мама не очень.

— А в школе что было?

Он задал этот вопрос и спиной почувствовал, как подобралась и насторожилась Алина. Как лошадь перед прыжком.

Почему? Боится за мальчишку? Бережет его нервы? Не хочет вспоминать? Или еще что-то?

— Я вылез из машины и побежал к воротам. Алина сказала — осторожно, машины. Она всегда прямо посреди дороги останавливается. Мы в прошлом году ездили в Суздаль, и ее там за это все время штрафовали.

— Понятно.

— Я маму сразу увидел, она уже к нам шла.

— Она тебя тоже видела?

— Нет, я ее позвал, и тогда она увидела. Я закричал: “Мам!”, и она увидела. Потом повернулась в сторону, как будто ее еще кто-то позвал, а потом… упала и лежала. Все закричали, побежали, и я очень испугался.

— Очень-очень?

— Просто очень, а не очень-очень, — подумав, ответил Федор, — я очень-очень не успел испугаться, потому что Алина подбежала.

— А когда она в сторону посмотрела, ты не видел, кто ее позвал?

— Не знаю. Дядька какой-то.

— Ты его видел, этого дядьку?

— Там темно было, — сказал Федор, — какого-то дядьку я видел, но я не знаю, он ее звал или не он.

— А узнаешь, если его увидишь?

— Узнаю, — уверил Федор.

Стреляли не сбоку, стреляли спереди, поэтому вряд ли “дядька” имел отношение к выстрелу, и все же, все же…

— А Потапова ты знаешь?

— Знаю! — оживился Федор. — Когда его по телевизору показывают, мама всегда меня зовет и говорит, что она с ним в одном классе училась. И еще она говорит, что если я буду хорошо учиться, то смогу стать таким же знаменитым, как Потапов.

— Идиотка, — пробормотала Алина.

Никоненко на нее оглянулся.

— А где он был, Потапов, когда мама упала, ты не видел?

— Видел. Он сзади шел. Прямо за мамой.

— Он один шел или с кем-то?

— Не знаю. Он просто шел. А когда мама упала, он самый первый к ней подбежал.

— Подбежал?

— Ну, не подбежал, потому что он очень близко был, он как-то — раз, и оказался рядом с ней. Ему кричали — уходи, уходи, — а он не уходил, он рядом с мамой на корточках сидел. Или даже на коленях.

Очевидно, кричал проворонивший все на свете охранник.

— Слушай, Федор, а спиной к тебе и лицом к маме кто стоял, ты не заметил? Все ведь тебе навстречу шли, да? А к школе вместе с тобой кто-нибудь шел?

— Шел, — согласился Федор, — какая-то девушка шла.

— Какая девушка?

— Ну… такая. Красивая. Не такая красивая, как Алина, но все-таки красивая.

Никоненко усмехнулся.

— Какая красивая? Высокая? Или не очень?

— Нет, не высокая, — решительно заявил Федор, — гораздо ниже Алины. Как мама. И шуба у нее была такая… Голубая и белая.

— Шуба? — переспросил Никоненко. Что еще за шуба, когда на улице почти плюс десять?

— Там и вправду кто-то был в норковой шубке, — вдруг сказала Алина, — в такой коротенькой голубой шубке. Точно. Как это ты, Федор, запомнил?

— Был еще дяденька в светлей куртке, он боком стоял. И еще один в коричневом плаще. Только куда они потом делись, я не знаю. Я только на маму смотрел.

Никоненко не хотелось записывать. Он был уверен, что собьет Федора с мыслей, если станет записывать, но все-таки он достал ручку и маленький блокнотик и записал: “Норковая шубка, светлая куртка, коричневый плащ”. Федор покосился на раскрытый блокнот.

— А что потом?

— А потом все закричали, подбежала Алина, и я ничего не видел, потому что она меня спиной повернула, Я даже не понял, что мама… что с мамой… что…