– Нет, - отвечал Гранде, - они не едят ни фриппа, ни хлеба. Они вроде разборчивых невест.

Наконец, скаредно распорядившись заказом блюд на предстоящий день, старик запер шкафы в кладовой и направился было к фруктовому саду, но Нанета остановила его:

– Сударь, дайте-ка мне теперь муки и масла, я испеку печенья детям.

– Ты что? Собираешься разграбить дом ради моего племянника?

– Столько же я думала о вашем племяннике, сколько о вашей собаке, - не больше, чем сами вы о нем думаете… Не вы ли сейчас мне выдали всего шесть кусков сахару? А мне нужно восемь.

– Вот как! Нанета, я никогда тебя такой не видел. Что у тебя в голове? Ты что, хозяйка здесь? Не будет тебе больше шести кусков сахару.

– Ну, а как же племянник ваш? С чем он кофей будет пить?

– С двумя кусками. Я без сахару обойдусь.

– Вы обойдетесь без сахару - в ваши годы! Да уж лучше я вам из своего кармана куплю.

– Не суйся не в свое дело.

Несмотря на понижение цен, сахар все-таки оставался, по мнению бочара, самым дорогим из колониальных товаров, в его представлении сахар все еще стоил шесть франков за фунт. Обыкновение экономить сахар, принятое во времена Империи, стало неискоренимою привычкою для г-на Гранде. Все женщины, даже самые простоватые, умеют хитрить, чтобы поставить на своем. Нанета оставила вопрос о сахаре, чтобы добиться печенья.

– Барышня!
– закричала она в окошко.
– Ведь хочется вам печенья?

– Нет, нет!
– ответила Евгения.

– Ладно, Нанета, - сказал Гранде, услышав голос дочери, - держи!

Открыв ларь с мукой, он насыпал мерку и прибавил несколько унций масла к куску, отрезанному раньше.

– Надо дров, чтобы духовку подтопить, - сказала неумолимая Нанета.

– Ну, так и быть, возьми сколько нужно, - отвечал он в раздумье, - только тогда уж ты нам сделай торт с фруктами и свари в духовке весь обед: не придется разводить огонь в двух местах.

– Эка!
– возмутилась Нанета.
– Не к чему мне это и говорить.

Гранде бросил на своего верного министра взгляд почти отеческий.

– Барышня, - закричала кухарка, - будет печенье!

Старик Гранде возвратился с фруктами и выложил первую тарелку на кухонный стол.

– Гляньте-ка, сударь, что за красота сапоги у вашего племянника, - сказала Нанета.
– Кожа-то какова и до чего хорошо пахнет! А чем это чистят? Нужно ли их смазывать вашей яичной ваксой?

– Думаю, Нанета, что яичной ваксой можно такую кожу испортить. Лучше скажи ему, что ты не знаешь, как чистят сафьян. Да, это сафьян. Он сам купит в Сомюре и даст тебе, чем начищать эти сапоги. Я слыхал, будто для них в ваксу прибавляют сахару, чтобы лучше блестело.

– Так верно, это и на вкус хорошо!
– сказала служанка, поднося сапоги к носу.
– Ну, ну! Они пахнут, как барынин одеколон. Вот так потеха!

– Потеха?
– повторил хозяин.
– По-твоему, потеха просаживать на сапоги уйму денег. Тот, кто их носит, сам таких денег не стоит.

– Сударь, - сказала она, когда хозяин пришел второй раз, уже заперев калитку фруктового сада, - не хотите ли раз-другой в неделю подать к столу бульон - по случаю приезда…

– Ладно.

– Придется сбегать в мясную.

– Вовсе не надо: ты сваришь нам бульон из птицы, фермеры зададут тебе работы. Вот я скажу Корнуайе настрелять мне воронов. Из воронов выходит лучший бульон на свете.

– А правда, сударь, будто вороны едят мертвецов?

– Ты дура, Нанета! Они, как и все на свете, едят, что найдут. Разве мы-то не живем мертвецами? А наследство что такое?

Закончив распоряжения, папаша Гранде вынул часы и, видя, что завтрака еще ждать полчаса, взял шляпу, пошел к дочери поцеловать ее и сказал:

– Не хочешь ли прогуляться по берегу Луары на мои луга? У меня там есть дело.

Евгения пошла надеть соломенную шляпу, подбитую розовой тафтой; затем отец с дочерью спустились по извилистой улице к площади.

– Куда это вы в такую рань?
– спросил нотариус Крюшо, повстречавшийся Гранде.

– Кое-что посмотреть, - отвечал старик, которого не ввела в обман утренняя прогулка приятеля.

Когда папаша Гранде шел “кое-что посмотреть”, нотариус по опыту знал, что тут можно кое-что заработать. И он пошел вместе с Гранде.

– Пойдемте, Крюшо, - сказал тот нотариусу.
– Мы с вами друзья. Вот я вам докажу, до чего глупо сажать тополя на хороших землях.

– А вы ни во что считаете шестьдесят тысяч франков, которые вы выручили за тополя с ваших лугов на Луаре?
– сказал Крюшо, недоуменно вытаращив глаза.
– И повезло же вам! Срубили тополя как раз, когда в Нанте был недохват белого дерева, и сбыли по тридцать франков!

Евгения слушала, не подозревая, что близится страшная минута ее жизни, что нотариус даст повод ее отцу и повелителю произнести над нею приговор.