Шрифт:
Он, не отрываясь, смотрел в глаза старику.
А тот уже уложил на стол всякую снедь, откупорил бутыль и сел напротив.
– Не богато, но чем рады...
– Да, что ты, и на том...
– Не согласен-то я. Лес - это ... Не воюет он с вами, только вы с ним. Это как море - зайдешь и потонешь, но оно же тебе этого не желало-то. С ним жить надо. А вы-то... да что с вас взять? Вы и с собой-то ужиться не можете.
Старик разлил по стаканам жгучую жидкость красноватого оттенка.
– Это из чего?
– поинтересовался парень.
– Ты не знаешь-то такого. Из Лесу.
Парень оглянулся на него.
– Да, не бойся-то ты... пей. Понравится.
Они молча выпили. Деревья истошно скрипели. Парень что-то пробормотал в бреду и снова затих.
– Ты спрашивал... Илья его зовут. Теперь Илья Лоза, наверное, будет. Будет... если выживет. Ведь выживет, Дмитрич?
Дед снова смолчал. Лишь взял бутыль и наполнил стаканы.
– Что это, как не война, а, Дмитрич? Он наступает, отовсюду. Убивает нас по одному и группами.
– А вы не наступали-то? Всю вашу жизнь вы только рубили и рубили, выжигали дотла...
– Но мы разумны. Мы...
– Мы главнее других-то? Это ты сказать хочешь? А кто вам сказал-то это?
Миша промолчал.
– То есть вам-то можно уничтожать и вырождать? Вам позволено... а кем позволено? Вами же самими-то.
– Нет, не о том я... Мы же делаем это во благо! Чтобы жизнь стала лучше, чтобы жить стало и легче, и проще!
– А кому проще-то? Вам проще... да только вы-то - это не весь мир. Весь мир, может, другого хочет? Может, чтобы вас не стало?
– То есть все же война?
– Да не о том я...
Дверь открылась, вошел Егор. Возможно, еще более мрачный, чем погода снаружи.
– Садись, Лохматый. На, пей, а то сляжешь, - сказал Дмитрич.
Он снял свой нелепый плащ и уселся за стол. Было так тихо, уютно... Гроза снаружи, а тут тепло, стол накрыт... Уютно, если забыть что кому-то может и не дожить до утра.
Старик снова наполнил стаканы.
– Нашли, что искали-то?
– Да куда там...
– ответил Музыкант.
– Мы и не знали толком, что искать.
– Артефакты, мать их, - сквозь зубы прошипел Егор.
– Эх, люди... идете в темную комнату неведомо зачем-то. Суть ваша в этом. Так и с Лесом. Лезете в огонь, как пещерные люди, а потом кличете-то его своим врагом. Не знаете - так не суйтесь. Да что только с вас взять... пока не опечетесь, да и потом-то... Ну, будем.
Уже смеркалось, а дождь все шел. Холодный и пробирающий. Прибиваю листву, которую ветер то и дело обрывал с деревьев. Уже почти голых, а от того еще более угрюмых и отталкивающих. Лес продолжал негодовать от непогоды.
В хибаре было натоплено и тускло. Тени, причудливых форм и размеров, лежали на стенах. Музыкант и Лохматый сидели за столом. Первый, при свете свеч разбирал и собирал свою Фору, а второй - все так же, как раньше, угрюмо смотрел в окно, хоть там уже пару часов как ничего не разобрать было. Дмитрич склонился над ногой больного, освещая ее масляной лампой, медленно, стараясь не делать ни лишних, ни резких движений, вытягивал шипы.
– К утру видно будет. Будет жить-то или нет, - ответил он на незаданный вопрос.
Нога была уже на половину освобождена, и Лоза, с того конца, стала понемногу сворачиваться в клубок. Лохматый поджал губы и сощурил глаза. Миша отложил пистолет в сторону, и стал не спеша разворачивать свой сверток.
– «Погремушка». Нашел на подходе к чаще. Думал, покроет нам расходы на обратную дорогу, да теперь оставлю ее тебе, Дмитрич.
– Да зачем она мне-то?
– удивился старик.
– Продашь в Лагере. Зима впереди, деньги пригодятся. Не все же пойдут к хуторам, некоторые останутся. Может самые смелые, может самые глупые...
– Может, самые отчаянные?
– усмехнулся Дмитрич.
– Может, - кивнул Музыкант.
Он снова завернул артефакт в тряпку и оставил его на столе. Дмитрич вновь начал копаться в своей сумке. Оттуда он вытащил ту самую майонезную банку, с которой ходил сегодня по Лесу. Вскоре на столе лежали цветы на тонкой ножке с ярко сизыми огромными бутонами. Старик старательно растолок их, время от времени подмешивая к ним какие-то травы и ягоды. Егор поднялся и стал наблюдать за ним.
Постепенно вся лоза была вытянута. Она свернулась в тугой ком. Черный, лоснящийся ком с белыми цветами. Дмитрич не стал брать его руками, а аккуратно завернул в какое-то подобие вязаного свитера и отложил в сторону. Затем он взял миску, в которой растолок свои цветы, и старательно намазал ногу ее содержимым.