Пришедши в залу, где был накрыт ужин, Тарас Григорьевич попросил дать ему альбом,

выразив желание написать что-нибудь на память о своем посещении Качановки. Альбом

был тотчас принесен, и Тарас Григорьевич начертил в нем только две строки:

I стежечка, де ти ходила,

Колючим терном поросла.

1859 года, 21 августа, Качановка

Невольно приходит на мысль, почему Шевченко избрал именно эти строки, и мы

склонны предположить, что они являются отражением того грустно-мечтательного

настроения, в котором находился /133/ поэт, и написаны под впечатлением прогулки в саду,

где он не нашел уже знакомой и дорогой ему по воспоминаньям «стежечки». На следующий

день утром Тарас Григорьевич Шевченко принес и подарил сыну владельца некоторые из

своих офортов; в то же утро он уехал в Петербург.

130

В. В. Тарновский

МЕЛОЧИ ИЗ ЖИЗНИ ШЕВЧЕНКА

(С. 129 — 133)

Впервые опубликовано в ж. «Киевская старина (1897. — № 2. — С. 31 — 35, вторая пагинация).

Печатается по первой публикации.

Тарновский Василий Васильевич(младший, 1837 — 1899) — украинский помещик, известный

коллекционер; в раннем детстве встречался с Шевченко в 1845 году в имении своего отца В. В.

Тарновского (старшего) с. Поток; позже, в 1859 — в с. Качановке. Собрал большую коллекцию

шевченковских материалов (автографов, рисунков и картин, документов и др.), которую в 1897 году

завещал Черниговскому земству для музея.

Тарновская Надежда Васильевна(умерла в 1891 г.) — сестра В. В. Тарновского (старшего), тетка

мемуариста. В 1845 году вместе с Шевченко крестила ребенка у диакона М. Г. Говядовского. К ней

обращено стихотворение Шевченко «Н. Т.» («Великомученице кумо!»), она же имеется в виду в

стихотворении «Кума моя і я».

...был его сын, студент...— Сам мемуарист. — В. В. Тарновский (младший). /495/

В. И. Аскоченский

И МОИ ВОСПОМИНАНИЯ О Т. Г. ШЕВЧЕНКЕ *

Ех Тарасе Тарасе! За що мене охаяли люде? За що прогомоніли, що я тебе, орла мого

сизого, оскорбив, облаяв?.. Боже ж мій милостивий! Коли ще вони не знали, де ти, і як ти, і

що таке, а я вже знав тебе, мого голуба, слухав твого «Йвана Гуса», слухав другі твої думи,

котрих не бросав ти, як бісер перед (нехай вибачають) свинями.

* Редакция «Основы» (см. февральскую книжку) пригласила всех знавших Тараса Григорьевича

сообщать читающему миру всякого рода биографические сведения о покойном. С охотою делимся и мы

своими воспоминаниями, тем более, что нам не менее других дорога память поэта, хоть на нас и напали за

неполюбившийся кое-кому христиански-справедливый упрек, что близкие его не сберегли нашего Тараса

и допустили его умереть без напутствования в жизнь вечную.

Случайно познакомился я в Киеве с Тарасом Григорьевичем Шевченком. Это было 1846

г. в квартире А-вых на Старом городе. Нас собралось тогда, как теперь помню, что-то много;

вечер был такой теплый, влажный, благоуханный. После чаю все наше общество вышло в

небольшой садик, с огромными, однако ж, фруктовыми деревьями, и расположилось, кто

как мог. Тарас (я еще не знал его тогда) в нанковом полупальто, застегнутый до горла, уселся

на траве, взял гитару и, бренча на ней «не до ладу», запел: «Ой не шуми, луже». Я перестал

болтать с одной из дочерей хозяйских и обратился весь в слух и внимание. Тарас пел

неверно, даже дурно, чему много способствовал плохой аккомпаниман, но в каждом звуке

слышалось что-то поющее, что-то ноющее, что-то задевавшее за душу.

— Кто это такой? — спросил я сидевшую подле меня девицу В. А-ву.

131

— Шевченко, — отвечала она.

— Шевченко? — почти вскрикнул я и в ту ж минуту встал и подошел поближе к

любимому мною поэту, «Кобзаря» которого (в прескверном киевском издании) я знал почти

наизусть. Опершись о дерево, я стоял и слушал; вероятно, заметив мое внимание, Шевченко

вдруг ударил всей пятерней по струнам и запел визгливым голосом: «Черный цвет, мрачный