— Можете идти. Сегодня наш урок окончен.

Пока дети собирали таблички и прощались с учителем, Полибий разглядывал книжный шкаф, мысленно повторяя идущие друг за другом имена: «Геродот, Ксенофонт, Фукидид, Тимей…»

— Я вижу, — проговорил Полибий, когда учитель освободился, — что не ошибся адресом. Ты любишь историю?

— Я люблю судьбу и пытаюсь вникнуть, как она вершит справедливость, — отозвался Блоссий.

— Справедливость? — горько усмехнулся Полибий. — Где ты ее отыщешь в наши дни? Разве справедливо то, как судьба обошлась с Элладой?

— У нас короткое зрение и недалекий ум, — произнес Блоссий. — Мы пытаемся измерить своей жалкой долей величие решений судьбы. Словно можно разлить океан по амфорам и их сосчитать. Историком бы я назвал не того, кто записывает случившееся, а того, кто извлекает из него уроки, кто за поступками людей видит замысел судьбы или, если хочешь назвать ее по-другому, — Божества.

Полибий изумленно слушал собеседника, боясь пропустить единое слово.

— Ты скажешь, — продолжал Блоссий, проводя пальцами по футлярам книг, как по струнам лиры, — что ни один из тех людей не понял законов истории. И я с тобой соглашусь. Тогда ты спросишь, зачем я трачу на эти писания время. Блуждания других помогают нам нащупать верный путь и избежать чужих ошибок. Да и судьбы тех, кто создавал эти бесподобные творения, поучительны. Взгляни: Геродот, Фукидид и Ксенофонт почти всю жизнь прожили на чужбине. Тимей был изгнан из Сиракуз.

— Я не сказал о себе, — с волнением в голосе проговорил Полибий. — Я тоже изгнанник. В своем путешествии я не гонюсь за красотами этой страны. Я иду по следам Сципиона и Ганнибала. Поэтому мне так интересно то, о чем ты говоришь.

— Это его мысли. — Блоссий встал и, сняв с полки бюст, повернул его лицом к Полибию.

«Зенон из Китиона», — было написано на подставке. Плоское лицо с высоким лбом. Нос с горбинкой. Толстые губы. Тонкая шея с выпирающим кадыком. Во всем облике ничего эллинского.

«Китион — финикийский город на Кипре, — вспомнил Полибий, вглядываясь в бронзовое лицо философа. — Для Гомера финикиец — расчетливый торгаш и пират. Все изменилось. Миром владеют ромеи, македоняне — рабы, финикийцы — философы. А что будет с эллинами?»

— Среди свитков, которые мне пришлось разбирать, — проговорил Полибий неторопливо, — были и книги Зенона. Я их сложил в футляры, не читая. В юности мои учителя заразили меня презрением к новой мудрости. А новым они считали все, что после Аристотеля. Так и проскакал я мимо Зенона. Вернувшись в Рим, я освобожу его от футляров, и, может быть, он станет для меня тем же, чем для тебя, — учителем мудрости, ибо мы выбираем себе учителей сами, согласуясь со своей судьбой.

— Прекрасно сказано! — воскликнул Блоссий. — Но когда я был рабом…

— Ты был рабом! — воскликнул Полибий. — Но как же…

— Ты хочешь сказать, откуда у меня этот дом, эти книги, ученики? Судьба вновь показала свое всесилие. В Кумах появилась бешеная собака. В тот день, случайно оказавшись поблизости, я ее убил и вместе с другим рабом спас жизнь юной римлянки. Мы оба получили свободу. Я стал учить детей.

— Удивительное стечение обстоятельств.

— Вот именно. Но Зенон учит, что человек не должен ждать своей судьбы, он должен идти ей навстречу. Вместе со мной свободу получил юноша. С тех пор я учительствую, а он скупает шкуры для нашего патрона Филоника…

— Филоника? — перебил Полибий.

— А разве ты с ним знаком? — удивился Блоссий.

— Нет. Но я случайно встретился с юношей, скупавшим шкуры для Филоника. Скажи, как зовут твоего юношу и откуда он родом?

— Он эпирец Андриск.

— Андриск, сын Исомаха?

— Да, но откуда тебе известно имя его отца?

— Моего вольноотпущенника, тоже эпирца, зовут Исомахом, и он тоскует о своем сыне Андриске, их разлучило рабство.

— Это отец Андриска! — воскликнул Блоссий. — Все эти годы Андриск ищет его. В Риме ему удалось узнать, что отец достался Катону. Юноша объехал поместья Катона, рассыпанные по всей Италии!

— И напрасно! — вставил Полибий. — Катон почти сразу же продал Исомаха своему родственнику Эмилию Павлу, а Эмилий в благодарность за услуги подарил Исомаха мне, и, разумеется, я дал ему свободу.

Глаза Блоссия увлажнились.

— Вот видишь, — проговорил он, — Фортуна избрала тебя для соединения разлученных душ.

— Да! Это удивительно, — согласился Полибий. — Но еще более странно то, что Андриск похож на Александра, сына Персея.

— Похож? На царевича? — переспросил Блоссий.

— Да, так бывают похожи близнецы.

Лицо Блоссия помрачнело.

— Тебя это пугает? — насторожился Полибий.

Блоссий грустно покачал головой:

— Девочка, которой мы спасли жизнь, — знатная римлянка. Она полюбила Андриска, а Андриск, как все истинно влюбленные, не раскрывает своих чувств. Но однажды я увидел, как он любуется Элией, и мне стало страшно.

— Дорогу в твой дом мне указала судьба, — сказал Полибий. — Представляю, как будет счастлив Исомах! Привело же меня к тебе желание отыскать очевидцев взятия Капуи Ганнибалом.