— А тому, как твои люди верные меня убить пытались! — притопнула ногой королевна.

— Быть того не может! Этого засранца велел не пускать. Что было, то было. Спорить не буду. И Жамку приказал…

— Так это ты приказал? Слышали, панове? — Аделия быстро обвела глазами всех присутствующих в зале рыцарей.

— Я. Нечего мне скрывать.

— И, может, меня убить Жамку приказывал?

— Что, твое высочество? Как можно?

— А что коня моего гизармами закололи?

Божидар покраснел, но от стыда или от гнева — не сказал бы никто.

— Быть того не может!

— Может, — спокойно проговорил пан Стойгнев. — Я свидетельствую.

— А я, хоть и не видел, как они железом тыкали, но убитый конь на мосту был. Точно, — поддержал его Тишило. И опять растерялся, закусил ус.

— Та-а-ак, — протянул Божидар. — И где этот Жамок? Ужо я его…

— Твоего Жамка пан Годимир приголубил, — весьма злорадно произнесла королевна.

— Что?! Опять Годимир?

— Годимир, Годимир.

— Вот сейчас я стражу кликну и в тычки его! Прочь из замка и прочь из Ошмян!

— Как бы не так, — звенящим голосом возразила Аделия.

— То есть как это? — опешил пан Молотило.

— Да уж так! Где его величество?

— Я тебе потом…

— Я спросила — где его величество?

— Девочка моя…

— Я не девочка, и уж тем более не твоя!

— Твое высочество…

— Отведите меня к его величеству…

— Твое высочество…

Пан Добрит решил, видно, прервать их препирательства. Он тронул Божидара за рукав:

— Что, опять?

— А то ты не знаешь! — Каштелян звучно хлопнул кулаком о ладонь.

— Видишь, твое высочество… — извиняющимся тоном произнес пан Ворон.

Аделия, несмотря на переполняющий ее гнев, притихла. Опустила плечи и голову.

— О чем это они? — шепнул Годимир пану Тишило.

— О чем, о чем… — неожиданно ворчливо отозвался полещук. — Пьет Доброжир.

— Что? — не понял рыцарь.

— Что? А все. Брагу, вино, пиво. Лишь бы с ног валило.

Молодой человек чуть за голову не схватился. Вот уж чего он не мог предположить! Король Доброжир выглядел рассудительным, основательным, мудрым. И представить его хлещущим брагу рассудок рыцаря решительно отказывался представлять.

— Давно? — тихонько спросила королевна. Кажется, даже носом хлюпнула.

— Давно! — безжалостно припечатал каштелян. Похоже, он обрадовался, что благодаря тайному (а впрочем, какому там тайному, если все знают?) пороку короля разговор ушел от щекотливой темы. — Как ты сбежала, так и…

— Я должна его повидать.

— А захочешь, твое высочество?

— Я уже захотела. Пан Добрит отведет меня.

— А что ж не я, девочка моя? — приподнял брови Божидар.

— А с тобой, пан Божидар, у меня отдельный разговор будет! — словно по лицу хлестнула королевна.

— Ты пугаешь меня, что ли?

— Там поглядим, пугаю или нет! — махнула рукой королевна.

Божидар еще больше налился багровым, но нашел в себе силы сдержанно поклониться.

— Да! Пана Годимира отведете в часовню.

— Это еще зачем, твое высочество, зачем? — удивился даже пан Черный Качур.

— Завтра утром посвятим его в рыцари. По все правилам. Значит, ночь ему предстоит провести в бдениях и с молитвой на устах. Верно, панове?

— Вот так вот! — развел руками пан Ворон.

— Да не бывать этому! — с новой силой взревел каштелян.

— Как это не бывать? — голос Аделии источал ледяное презрение к туповатому пану.

— Да пока я здесь каштелян…

— Вот именно, пан Божидар. Ты — каштелян, но не король и не королевич.

— Я…

— Панове! — не обращая внимания на его попытки возразить, воззвала к собравшимся девушка. — Панове! Давал мой отец обещание — мол, кто ее высочество вернет, тому наградой ее рука будет и половина королевства? А ну-ка, вспомните!

Все присутствующие в зале рыцари переглянулись. За исключением, конечно же, Годимира. Он стоял, потупившись, поскольку боялся встретиться с кем-либо взглядом — того и гляди, обвинят, что подмоги просил, поддержки и участия. Очень нужно! Захотят — будут свидетельствовать по справедливости. Нет — Господь им судья, а побирушкой, вымаливающей доброе слово, словинец никогда не был и не собирался становиться.

— Что ж вы молчите, панове? — голос королевны прозвучал слишком нетерпеливо. Не гоже так теребить именитых рыцарей.