– Верно.

– М-м-м… могу я переговорить с вами?

Ему было лет двадцать пять. Долговязый, словно аист, серьезный, бледнокожий, как конторский служащий. Черный фланелевый костюм, полосатый галстук. При нем не было бинокля, и вообще похоже было, что он не имеет никакого отношения к скачкам.

– Можете, – ответил я. – Если подождете, пока я схожу к доктору и переоденусь в сухое.

– Доктору? – спросил он с встревоженным видом.

– А, обычная проверка. После падения. Это недолго.

Когда я снова вышел, согревшийся и в уличной одежде, он все еще ждал меня. Он был у паддока почти один – все пошли смотреть последний заезд.

– Я… ну… меня зовут Джереми Фолк. – Он извлек откуда-то из черного пиджака карточку и протянул ее мне. Я взял ее и прочел: «Фолк, Лэнгли-сын и Фолк».

Адвокаты. Адрес в Сент-Олбансе, Хартфордшир.

– В смысле, последний Фолк, – застенчиво указал Джереми, – это я и есть.

– Поздравляю, – ответил я.

Он одарил меня нервной полуулыбкой и прокашлялся.

– Меня послали… ну… я пришел попросить вас… ну… – Он беспомощно замолк. Вид у него был совсем не адвокатский.

– Ну, заканчивайте, – сказал я.

– Попросить вас прийти к вашей бабушке, – нервно выпалил он. Казалось, у него груз спал с плеч.

– Нет, – ответил я.

Он изучающе посмотрел мне в лицо и, казалось, приободрился от моего спокойного вида.

– Она умирает, – сказал он. – И хочет вас видеть.

«Всюду смерть, – подумал я. – Джордж Миллес и мать моей матери. И в обоих случаях ничуточки не жалко».

– Вы поняли? – спросил он.

– Понял.

– И как? В смысле, сегодня?

– Нет, – сказал я. – Не пойду.

– Но вы должны! – Вид у него был обеспокоенный. – В смысле… она старая… умирает… она хочет видеть вас…

– Беда какая.

– И если я не смогу убедить вас, мой дядя… в смысле, «сын»… – Он снова показал карточку, все сильнее волнуясь. – Ну… Фолк – это мой дедушка, а Лэнгли – двоюродный дедушка, и… ну… они послали меня… – Он сглотнул. – Честно говоря, они думают, что я совершенно бесполезен.

– Это уже шантаж, – сказал я.

Легкий блеск в его глазах сказал мне, что он на самом деле не так глуп, как изображал.

– Не хочу я ее видеть, – сказал я.

– Но она же умирает.

– А вы сами видели, что она умирает?

– Ну… нет…

– Готов поспорить, что она вовсе не умирает. Если ей хочется меня увидеть, то она точно заявит, что умирает, поскольку знает, что иначе я к ней не приду.

Вид у него был ошарашенный.

– Но ей же, в конце концов, семьдесят восемь.

Я мрачно глянул на непрекращающийся дождь. Я никогда не навещал свою бабку и не желал ее видеть, умирала она там или нет. Знаю я эти предсмертные раскаяния, эти попытки застраховаться в последнюю минуту на пороге адских врат. Слишком поздно.

– Ответ прежний, – ответил я. – Нет.

Он удрученно пожал плечами и уже готов был сдаться. Вышел на дождь – с непокрытой головой, беззащитный, без зонтика. Через десять шагов обернулся и снова осторожно подошел ко мне.

– Послушайте… вы на самом деле ей нужны, так говорит мой дядя. – Он был так искренен, так настойчив, прямо-таки миссионер. – Вы же не можете вот так просто дать ей умереть.

– Где она? – спросил я.

Он просиял.

– В частной лечебнице. – Он порылся в другом кармане. – Тут у меня адрес. Но, если вы идете, я провожу вас прямо туда. Это в Сент-Олбансе. Вы живете в Ламборне, так? Значит, это не так уж и далеко от вас, правда? В смысле, не за сотни миль или что-нибудь в таком роде.

– Добрых полсотни, думаю.

– Ну… в смысле… вам же всегда приходится ездить жутко много.

Я вздохнул. Хрен редьки не слаще. Либо покорно сдаться, либо быть твердым как скала. И то и другое дрянь. Бабка выбивала из меня упрямство с самого рождения, но это, по-моему, не извиняло меня сейчас, когда она умирает. Да и как я могу презирать ее, как делал в течение долгих лет, если поведу себя как она. Неприятно.

Зимний день уже угасал, электрические фонари разгорались с каждой минутой все ярче, расплывчато просвечивая сквозь дождь. Я подумал о своем пустом доме, о том, что вечер будет заполнить нечем, о двух яйцах, ломте сыра и черном кофе на ужин, о том, что захочу съесть еще что-нибудь и не съем. «Если я пойду, – подумал я, – то по крайней мере не буду думать о еде, и это поможет мне в моей постоянной борьбе с весом, а значит, будет не так уж и плохо. Даже если и придется встретиться с бабкой».