Шрифт:
Кто?
Кружка на цепочке.
Мы сидели вокруг бачка с питьевой водой, к которому на довольно длинной цепочке была привязана большая алюминиевая кружка. Вот из нее мы и пили по очереди, когда ударили куранты, неслышные нам, так как радио в столовой не было.
Жалко, елки у нас нет, — говорил Алеша.
Сходи в лес, — посоветовал ему Саша. — Елок там хоть завались.
В лесу родилась елочка, — почему-то сказал я.
Давайте еще выпьем. — Саша натянул кружкой цепь.
Давай.
Я не знаю, за что, — сказал Алеша. — На дне рождения по второй пьют за родителей, а сейчас; за что ?
Давайте просто так выпьем, —сказал я.
Просто так неинтересно.
Ну тогда выпьем за командира роты, — предложил Саша.
За командира роты я пить не стану, — сказал Алеша.
Тогда за тебя. — Саша выпил и передал Алеше кружку.
А я за тебя. — Алеша тоже выпил и передал кружку мне. — Хорошо, что нас втроем в патруль назначили.
Это они неплохо придумали , —сказал Саша.
И день выбрали хороший, — сказал я.
31 декабря, — уточнил Саша.
Уже первое. —Алеша посмотрел на часы .
Сейчас какую-нибудь музыку послушать, — сказал Саша.
Только не классическую. — Алеша помахал рукой.
На Новый год классическую никогда не передают, — сказал Саша.
Я бы ее вообще не передавал. — Алеша снова помахал рукой.
А ее только но радио передают, — сказал Саша, и то по утрам, когда все спят.
Но Римский-Корсаков — это все-таки ничего.
– Мне вдруг вздумалось заступиться за классическую музыку.
А что он написал? — спросил Алеша.
Я точно не помню.
Вальс-фантазия, это не он написал? — спросил Саша.
Римский-Корсаков вообще вальсы не писал: только оперы.
И балеты, — засмеялся Алеша.
Да, и балеты, — сказал я. — А что тут такого?
Могучая кучка, — сказал Алеша.
А что с нами было бы, если бы мы пили из этого бачка? — Саша снова натянул кружкой цепь.
Да уж ничего хорошего, — сказал Алеша.
Завтра поедешь в Москву? — спрашивал у меня Саша.
А что мне там делать?
Что-нибудь придумаем. Позвоним кому-нибудь. У меня телефон записан.
И у меня записан. Даже три, — я вспомнил телефоны. — Правильно, три. А толку что?
Толку никакого, — согласился Саша.
Кто с кем Новый год встречает, тот и второго с тем гуляет, — неожиданно в рифму сказал Алеша.
Ну правильно, — я был целиком на стороне Алеши. — А что им второго расставаться? Какой в этом толк?
Толку никакого, — согласился Саша.
А как понять: «Шкурой ревности медведь лежит когтист»? — вдруг спросил Алеша.
Что это такое? — не понял я.
Маяковский.
Что-то я не помню такого.
Медведь? — спросил Саша. — Это аллегория.
Какая аллегория?
Он убил медведя, понятно?
Какого медведя! — Алеша ничего не понимал.
Медведь в виде ревности. — Саша был терпелив. — И он его убил, чтобы легче жить.
И сделал из него шкуру, — я помогал ему, как мог.
Шкуру ревности, — сказал Саша.
Лучше бы чучело, — сказал Алеша. — Я видел чучело медведя в Палеонтологическом музее на улице Герцена.
Я бы не стал убивать медведя, — сказал Саша. — И лося тоже.
У лося ценятся рога. — Алеша показал свою осведомленность и в этом вопросе.
Чтобы их на стенку вешать. — Саша был решительно против уничтожения лосей. — В передней, — добавил он,—и на каждый рог — но шляпе.
Так ты не поедешь в Москву? — спросил у меня Алеша.
Нет.
Никогда не женись, — сказал Алеша, глядя прямо на меня. — Зачем, спрашивается?
Это ты у меня спрашиваешь?
Это вопрос ко всем. А я лично женюсь в 28 лет.
Почему именно в 28? — спросил Саша.
Я не знаю. Мне так советовали.
Какой-нибудь идиот тебе советовал, — сказал Саша. — Если я кого-нибудь встречу, даже завтра, даже сегодня...
Сегодня ты никого уже не встретишь, — сказал я.
Даже сегодня, — повторил Саша. — И если я сам пойму, что она хорошая, умная и вообще не сволочь, я тут же на ней женюсь.