На лбу Шадаквы, повыше переносицы, Грива увидел красное пятно. На том самом месте, где располагался дополнительный глаз «пессимиста». Грива нагнулся, провел по пятну пальцем. На пальце остался след краски.

Артем поднялся.

Ему было жаль Шадакву. Особенно теперь, когда живущий внутри зверь опять укрылся в своей берлоге.

– Что дальше, Архо?
– спросил более мягким голосом.
– Есть еще что-нибудь в запасе?

Архо покачал головой.

– Тогда, может, вернемся в стойбище?

– Как ты скажешь, Ар Том, - Архо выпрямился. В его позе больше не было униженности.

– Тогда - домой, - сказал Грива.
– Далеко мы от дома?

– Далеко, - ответил Архо.
– Но к вечеру доберемся.

– Надо сделать носилки, - сказал Артем.
– Пару носилок. Не уверен, что она сможет идти, - он кивнул на скорчившуюся женщину.

– Носилки не нужны, - возразил Архо.
– Она останется здесь.

Похоже, он больше не боялся Артема. Да, так и есть. Никто из охотников больше не боялся. Правильно, нечего бояться, если зверь ушел.

– О ней позаботятся, - спокойно произнес Архо.
– Пошли, Ар Т'ом?

– Иди первым, - сказал Грива.
– Ты же мой проводник.

Пещера действительно была огромна. А выходом из нее была узкая щель в три четверти метра шириной. Прежде, чем нырнуть в нее, Грива оглянулся.

Вокруг места, где он был привязан (там остался один факел - остальные охотники забрали с собой), сновали какие-то люди. Интересно, кто они?

В селение они вернулись только к полудню следующего дня.

Последние несколько километров Гриву несли на носилках: он окончательно выбился из сил. Такого с ним не случалось никогда. Весь оставшийся путь Артем боролся с подступающим беспамятством. Почему? Он сам не знал. Чувствовал: так надо. Только когда его внесли в селение, он наконец расслабился. Как его вносили в хижину, укладывали на койку, Грива уже не помнил...

– Хорошо ли тебе, Изначальный Свет, Разрушитель Границ?
– Шадаква изменился. Из сухощавого жилистого старика превратился в крепкого мускулистого парня лет восемнадцати. Тем не менее Гриба его узнал с легкостью.

– Замечательно!
– Артем вытянул руки, с удовольствием наблюдая, как зеленые и желтые струи пламени вихрятся вокруг ладоней и предплечий. Это было очень красиво.
– Великолепный сон!

– Это потому что ты жив, а я мертв, - сказал Шадаква.

– Ты хотел бы, чтоб было наоборот?
– рассеянно произнес Артем, любуясь огненными струями.

– Да.

– Тогда почему ты позволил себя убить?

– Время Единства закончилось. Граница будет разрушена. Смерть станет хозяйкой на берегах Реки.

Артем сжал кулаки. Он чувствовал себя очень сильным.

– Я не знаю, о какой границе ты говоришь, - сказал он.
– Но скажи, что я могу сделать, чтобы сохранить все как есть, - и я это сделаю.

Шадаква покачал головой. На его черных волосах сверкали капельки влаги. Словно роса.

– Но я хочу это сделать!
– настаивал Артем.
– Действительно хочу сохранить.

– Тогда умри, - печально произнес Шадаква.
– Ведь это ты ее и разрушишь.

– Это невозможно, - спокойно ответил Грива.

– Знаю, - кивнул Шадаква.
– Невозможно убить смерть.

Грива проснулся - и сразу понял, где он находится. В хижине Шадаквы. И он прекрасно помнил свой сон... И то, что было до сна.

Но может, и это тоже был сон? И не было ничего: ни психоделических приключений, ни пещеры, ни смерти Пришедшего Издалека...

Артем прислушался к себе - и не обнаружил никаких изменений. По крайней мере - физических. Если не считать рубцов, оставленных разорванными ремнями. Рубцы, впрочем, уже почти зажили.

Грива подождал немного: вдруг сейчас полог откинется, и войдет Шадаква... Никто не вошел. Тогда Артем откинул полог сам. У входа, на корточках, сидел Архо. Красавец-абориген не поздоровался. Зато одарил Гриву весьма проникновенным вопрошающим взглядом. Ответа, естественно, не получил, поскольку Грива не знал вопроса.

– Доброе утро, - сказал Грива. Архо поднялся. Но не ответил. Продолжал глядеть на Артема своими синими глазищами.

– Почему я спал здесь, а не в твоей хижине?
– осведомился Грива.