Том вздохнул с облегчением, когда разговор закончился. Он покачал головой и прищурился. От идей Ривза Мино у Тома частенько возникало такое ощущение, будто он погружается в мир грез, не имеющий ничего общего с реальностью.

Элоиза оседлала спинку желтого дивана, одной рукой нежно ее касаясь, а в другой держа бокал с шампанским. Усевшись поудобнее, она помолчала, а потом изящным движением подняла бокал:

– Grace a toi се week-end etait tres reussi, mon tresor! [58]

– Спасибо, дорогая!

Да, жизнь снова прекрасна, они снова одни, и стоит им только захотеть, они и за ужином будут сидеть босиком. Свобода!

Том думал о Треванни. На Ривза ему вообще-то наплевать. Тот всегда на всем экономит либо успевает вывернуться в самую последнюю минуту, когда ситуация становится слишком опасной.

Но Треванни… тут есть какая-то тайна. Том стал размышлять, как бы ему поближе сойтись с Треванни. Ситуация сложная, потому что ему было известно, что Треванни он не нравится. Но ничего другого, кроме того, чтобы попросить Треванни вставить картину в раму, Том придумать не смог.

Во вторник он отправился в Фонтенбло и сначала зашел в художественный магазин Готье, чтобы купить подрамники. Том подумал, что Готье может сообщить какие-нибудь новости о Треванни, рассказать что-нибудь о его поездке в Гамбург, ведь Треванни явно консультировался с врачом. Том сделал покупки у Готье, но тот так и не вспомнил про Треванни. Уже уходя, Том спросил:

– А как поживает наш друг – мсье Треванни?

– Ah oui [59] . На прошлой неделе он ездил в Гамбург, показаться специалисту.

Готье уставился на Тома своим стеклянным глазом, тогда как его настоящий глаз поблескивал и казался немного печальным.

– Насколько я знаю, новости не очень хорошие. Может быть, даже похуже, чем то, что говорят ему здешние врачи. Но духом он не падает. Вы ведь знаете этих англичан, они никогда не обнаруживают своих истинных чувств.

– Жаль, что ему хуже, – заметил Том.

– Да, что поделаешь, – так он мне сам сказал. Но он держится.

Том сложил подрамники в машину и достал портфель, лежавший на заднем сиденье. Он взял с собой акварель, чтобы Треванни вставил ее в рамку. Возможно, разговор с ним сегодня и не получится, думал Том, но у него будет еще одна возможность увидеться с Треванни, так как ему придется заехать за своей картиной еще раз. Том добрался пешком до улицы Саблон и вошел в магазин. Треванни разговаривал с какой-то женщиной, прикладывая деревянный образец к верхнему краю офорта. Он взглянул на Тома, и Том понял, что тот его узнал.

– Возможно, она и кажется тяжеловесной, но с белым паспарту… – говорил Треванни. У него было довольно хорошее произношение.

Том пригляделся к Треванни, нет ли в нем перемен – быть может, появились признаки тревоги, – но ничего не заметил. Наконец, дошла очередь до Тома.

– Bonjour. Доброе утро, – улыбаясь, произнес Том. – Том Рипли, если помните. Я был у вас в гостях… в феврале, кажется? На дне рождения вашей жены.

– Ах да.

Том не заметил в лице Треванни каких-либо изменений с того вечера в феврале, когда тот сказал: «Как же, как же, я о вас слышал».

Том раскрыл портфель.

– У меня есть акварель. Это работа моей жены. Я бы хотел вставить ее в узкую темно-коричневую рамку, паспарту – скажем, не шире двух с половиной дюймов снизу.

Треванни переключил свое внимание на акварель, которая лежала на разделявшем их изрезанном прилавке.

Картина была выдержана в основном в зеленых и фиолетовых тонах – так виделся Элоизе уголок Бель-Омбр на фоне зимнего соснового леса. Неплохая, по мнению Тома, работа, а главное, Элоиза знает, когда остановиться. Она и не подозревала, что Том сохранил картину, и он надеялся, что для нее будет приятным сюрпризом увидеть ее в раме.

– Может быть, что-то вроде этого, – сказал Треванни, доставая один из образцов дерева с полки, где они валялись в беспорядке. Он положил его на картину, как бы помечая то место, где должно быть паспарту.

– Да, по-моему, красиво.

– Паспарту белое или тонированное? Это подойдет?

Том сделал свой выбор. Треванни аккуратно записал в тетрадку печатными буквами фамилию Тома и адрес. Том назвал ему и номер своего телефона.

О чем бы еще поговорить? Отчужденность Треванни ощущалась почти физически. Том предвидел, что Треванни откажется, но терять ему было нечего, поэтому он предложил:

– Может, заглянете как-нибудь с женой к нам, выпьем чего-нибудь? Вильперс недалеко отсюда. И мальчика с собой возьмите.

– Спасибо, но у меня нет машины, – ответил Треванни, вежливо улыбаясь. – Да мы, к сожалению, мало где бываем.

– Машина – не проблема. Я заеду за вами. И разумеется, мы можем вместе поужинать.

Слова так и сыпались из Тома. Переминаясь с ноги на ногу, Треванни засунул руки в карманы длинного джемпера. Судя по всему, он колебался. Том чувствовал, что заинтересовал Треванни.