Утром в среду, 23 августа 1939 г., Иоахим фон Риббентроп вместе с юридическим советником МИДа Гаусом на личном самолете фюрера «Кондор» вылетели в Москву. Риббентроп летел туда впервые и испытывал при этом смешанные чувства. Позже он вспоминал:

«Да, многие годы мы враждебно противостояли Советскому Союзу и вели друг с другом крайне острую мировоззренческую борьбу. Никто из нас никаких надежных знаний о Советском Союзе и его руководящих лицах не имел, в особенности о Сталине, который казался нам своего рода мистической личностью».{1}

Размышляя о своей миссии, министр иностранных дел Германии хорошо осознавал ее особую важность, тем более что это он сам предложил фюреру встретиться и договориться со Сталиным. Это была его идея: «искать компромисс с Россией». Он отстаивал ее перед фюрером, потому что, с одной стороны, хотел обеспечить проведение германской внешней политики по отношению к Западу, а с другой — обеспечить нейтралитет Советского Союза на случай германо-польского конфликта. Риббентроп с марта 1939 г. считал, что в речи Сталина на XVIII съезде ВКП(б) прозвучало желание улучшить советско-германские отношения. Речь секретаря ЦК партии была воспринята Риббентропом как сигнал к началу переговоров. Он ознакомил Гитлера с этой речью, но тот занял выжидательную позицию…

Вначале Риббентроп предлагал фюреру послать в Москву Геринга. Принимая во внимание деятельность в качестве посла в Англии, свои японские связи, антикомминтерновский пакт, направленный против России, и всю внешнюю политику, сам рейхсминистр считал, что для миссии в Москве будет выглядеть деятелем слишком антикоммунистическим. Но Гитлер, приняв в конце концов решение, отправил его, сказав, что это дело Риббентроп «понимает лучше других».

Еще при вступлении Риббентропа в должность министра Гитлер кратко обрисовал ему общее политическое положение. Он сказал, что «формированием вермахта и занятием Рейнской области Германия создала себе новое положение. Она опять вошла в круг равноправных наций, и теперь самое время подойти к решению определенных проблем. Решить же их можно только при помощи сильного вермахта…

Страна, не являющаяся сильной в военном отношении, вообще не может вести никакой внешней политики, — заявлял он. — …Теперь нашим стремлением должно стать выяснение отношений с нашими соседями»{2}.

1 апреля 1939 г. Гитлер приказал начать подготовку к нападению на Польшу и назвал дату, когда это следует сделать, — «не позднее 1 сентября». Фюрер преследовал цель политически изолировать Польшу и хотел, если удастся, воевать только с ней одной. «Мы без труда удержим Польшу в изоляции, несмотря на все происки врагов, если нам удастся первыми напасть и нанести тяжелые удары, добившись быстрого успеха».

11 апреля 1939 года Гитлер подписывает следующую директиву вооруженным силам: «… Наша цель будет заключаться в том, чтобы сокрушить польскую военную мощь и создать на Востоке положение, которое будет отвечать требованиям обороны. Свободный город Данциг будет включен в состав Германии сразу же после начала военных действий. Целью нашей политики является локализация войны в пределах Польши, и это считается возможным ввиду внутреннего кризиса Франции и вызванной этими обстоятельствами сдержанности Англии».

Гитлер особо отмечал, что перед тем, как врага уничтожить, его необходимо деморализовать, а сделать это можно, лишь ошеломив противника своей военной мощью. Повод для этого представился на праздновании пятидесятилетия фюрера. Были приглашены все послы и военные атташе, юбилейную хронику крутили во всех кинотеатрах мира. Нескончаемым потоком по бульвару в центре Берлина маршировали 20 апреля шесть пехотных дивизий — 40000 человек и 600 танков.

Вскоре А. Гитлер провел совещание с военными (23 мая 1939 г.), на котором присутствовали Геринг, Кейтель, Редер… Именно там фюрер объявил о своем намерении напасть на Польшу, сказав, что «решение экономических проблем не может быть достигнуто без вторжения…

Данциг, совершенно не является предметом спора. Основным является вопрос расширения нашего жизненного пространства на Востоке. Поэтому не может быть и речи о том, чтобы пощадить Польшу. Перед нами осталось только лишь одно решение: напасть на Польшу при первом же удобном случае. Мы не можем ожидать повторения случая с Чехословакией. Будет война. Наша задача заключается в том, чтобы изолировать Польшу. Успех этой изоляции будет иметь решающее значение и будет зависеть от умения вести политику изоляции».

Немцев поджимало время. Военные считали, что исполнение плана «Вайс» к 1 сентября находится под угрозой. Сентябрьские дожди могли послужить серьезным препятствием для проведения блицкрига. Гитлер по-прежнему считал, что Англия и Франция не пойдут на интервенцию, однако многое будет зависеть от того, получат ли они поддержку Советского Союза. Если Гитлер хотел обезопасить себя, то следовало сделать Сталину заманчивое предложение, чтобы обеспечить нейтралитет русских. Фюрер заторопился. И вот тогда-то он и поставил Риббентропа в известность о том, что желает заключить со Сталиным пакт и в течение двух недель подписать его.