Шрифт:
— Ладно, ладно, так и записать в разряд, а за трапезой быть без места.
— Кого соизволишь посадить за трапезой с правой стороны?
— С правой — патриарха, а с левой — царевича.
— Как патриарха? Да он отряхал прах своих ног в твоей столовой.
— Правда, да как же без патриарха?..
— Да так, едет в гости царевич не к нему, а к твоей милости, великий государь... А там пущай царевич едет к нему и обедает у него.
— И то правда, уж очень не хотелось бы сидеть с патриархом: ничего-то и есть не буду... а ты ему со стола-то моего пошли...
— Пошлём, сколько угодно и сколько прикажешь, хоша бы и на всю его дворню...
В то время как затевалось неладное в отношении Никона, тот считал приезд царевича поводом к примирению с царём и поэтому готовился принять Таймураза с особенным почётом и торжественностью.
После встречи в Успенском соборе должен был быть отслужен молебен соборне всем духовенством, причём все певчие, какие только находились в Москве, должны были петь; после того патриарх должен был сказать приветственное слово, а выход гостя из церкви с патриархом до вступления их в царские покои должен был сопровождаться колокольным звоном всех московских церквей.
Согласно этому сделаны были и распоряжения от него: как только дадут знать о приближении к Москве царевича, Иван-колокол должен был призвать в Успенский собор всё духовенство…
Сам Никон с нетерпением ждал этой минуты, так как он любил царя, и для него было тягостно, что так давно с ним не виделся, не слыхал его ласковых слов.
Но вот, после обедни, в конце июня, дали знать, что царевич приближается к Москве, и что царские экипажи и вся свита, долженствовавшая его встретить, выехали из дворца.
Никон послал в Успенский собор ударить сбор, и из всей Москвы стало съезжаться к Успенскому собору духовенство с певчими. Вскоре прибыл туда сам Никон со всем своим обширным двором.
В соборе, приложившись к животворящему кресту и к иконам, святитель облачился в свои драгоценные ризы: они были из золотой ткани, убранной драгоценными каменьями, и весили шесть пудов [38] . После того он надел свою митру.
При его росте и мужественной красоте он по величию своему был истым патриархом русского народа.
38
Эта риза хранится теперь в Новом Иерусалиме, и нужно удивляться богатырской натуре Никона, что он мог по несколько часов стоять в таком тяжелом облачении.
По обычаю, чтобы народ не скучал, начались часы.
Но вот является князь Вяземский, один из патриарших боярских детей, и объявляет, что царевич уж приближается к площади.
Никон со всем духовенством, предшествуемый протодьяконом с животворящим крестом, отправился на церковную паперть, чтобы встретить там царевича.
Площадь вся залита народом, точно так, как и собор.
Но, к удивлению Никона, процессия царевича не сворачивает к церкви, а прямо направляется ко дворцу.
Никон посылает князя Вяземского узнать, что это значит.
Князь устремился наперерез кортежу, чтобы объясниться с Хитрово, которого он видит впереди всех с приставами и стрельцами, очищающими для царевича путь к дворцу.
Сквозь массы народа князь едва пробивается и забегает на самом Красном крыльце вперёд Хитрово.
— Бей его, — шепчет товарищу Стрешнев, — он дядю вывел из собора, а ты опозорь его здесь.
Хитрово имел в руках палку для очищения пути; он поднял её и ударил князя.
— Не дерись, Богдан Матвеевич, — крикнул князь, — ведь я не спроста сюда пришёл, а с делом.
— Ты кто такой? — крикнул Хитрово, как будто не знает его.
— Патриарший человек, с делом посланный... я... хотел спросить...
— Эк чванится... патриарший человек... да я тебя... прочь!
С этими словами он ударил его палкой по лбу.
С окровавленным лицом князь побежал обратно в собор. Находившиеся в соборе возмутились поступком Хитрово: здесь было нанесено оскорбление не только лично Никону, но и всему духовенству.
Никон разоблачился, распустил духовенство и велел ударить в колокол Успенского собора: звон этот подхватили все московские церкви, и при этом трезвоне патриарх уехал в свою палату.
По горячности своей Никон тотчас написал царю жалобу и послал её с одним из своих бояр; царь отвечал собственноручно, что он велел это дело сыскать и лично повидаться с патриархом.
Но Никон напрасно прождал более недели: не только царь к нему не приехал, но за охотами и травлями царь забыл и о сыске, т.е. никому не было поручено произвести следственное дело, а Хитрово продолжал появляться всюду вместе с царём как один из самых приближенных его.