В приказе № 4 от 5 (18) мая 1918 года Краснов приказал создавать конные части и мотивировал это так: «В последних действиях против Красной гвардии наши вольные дружины в пешем строю с трудом выдерживали даже дальний огонь, конные же сотни с одними шашками в руках атаковали и пехоту, и артиллерию противника»691.

Естественно, пешие дружины из стариков и подростков (фронтовики, как мы знаем, поднимались последними), впервые попав под пули, терялись, а конные, сразу вспомнив вбитые навыки, бросались в атаку, благо противостоящие силы в

начале боев были невелики, а огневая мощь противника (если ее можно назвать «мощью») — явно недостаточна.

Поднимая казаков на борьбу, красновские приказы (603 от 25 июля 1918 г.) ставили примером стариков, таких как казак хутора Б. Терновые (Нижне-Чирской станицы) Федор Ефимович Лагутин, 76 лет, участник Русско-турецкой войны, который несся в атаку с пикой на неоседланной лошади впереди сотни (произведен в хорунжие и уволен в отставку) 692.

На начальном этапе войны, когда бои велись малыми силами, без хорошего руководства, особенно сказывалась индивидуальная подготовка казаков, их боевые качества. Профессионалы-военные сразу же отмечали ее. Дроздовский, вступивший с отрядом в первую казачью станицу — Новониколаевскую, — записал в дневнике 17 (30) апреля: «Казаки понадевали погоны, лампасы, шпалерами пешая и конная сотни, отдание чести, воинский вид... Казаки очень сплочены, много выше по качествам, особенно боевым... Много добровольцев из простых казаков — сразу видно, воины»®3.

Видимо, за счет массового подъема и индивидуальных боевых качеств область и была освобождена так быстро.

Впоследствии сами белые признавали: «Легкие успехи побуждали недооценивать возможностей противной стороны и приучали к верхоглядству.

Белые войска, конечно, во всех отношениях превосходили по духу и искусству Красную армию. Однако надо признать, что в период Гражданской войны мы грубо нарушали элементарные основы военного дела... Необычайно быстро войска забыли и требования полевого устава, и богатый опыт Великой войны... Простейшие тактические истины воспринимались как откровение...»®4 .

Военные специалисты, оставшиеся с красными, оценили тактические особенности Донской армии по-своему: «Конница противника, состоявшая в массе из казачества, в тактическом отношении наиболее косных и консервативных кадров старой царской конницы, особенно охотно и быстро вернулась (с поправкой за счет применения пулеметов) к тактике шока (конная атака и удар холодным оружием. — А.В.) и стимулировала этим такой же уклон у нас... Высшим отражением тактики этого периода явились конные побоища “большого стиля®5.

• Действительно, многие донские генералы, проскучав в окопах Мировой войны, с упоением стали возрождать тактику стремительных ударов. Генерал Исаак Федорович Быкадоров основы организации боя казачьей конницы искал вообще в начале XIX века. Он писал, что есть три фазиса: «(завязка, подготовка, решение), своевременно-быстрое принятие идеи боя (выделение ударной группы), захват инициативы действий, нанесение решительного удара маневренной группой, осуществление принципа внезапности, творчество в комбинации способов, средств и приемов борьбы.

Все это приемлемо и правильно для ведения боя конницы и в современных условиях»696. Быстрота и инициатива ставились во главу угла даже в ущерб разведке. «Стремление к полноте сведений о противнике ведет к утере инициативы действий и к подчинению воле противника», — предупреждал Быкадоров697 .

В боях сказывалось ожесточение, проявившееся с первых же дней восстания. Но проявлялось оно выборочно. Так, например, бои между казаками и коренными крестьянами до определенного момента велись с большой «прохладицей», как это случилось к северу от железной дороги Лихая — Царицын. Как докладывал 9 (22) мая подъесаул Попов из-под слободы Шараповки: «Противник никаких активных действий не проявляет. Разъезды болтаются по всему фронту от слободы Голово до слободы Степановка. По нашим разъездам открывают огонь с двух верст, а лотом уходят в слободы». Однако чувствовалось общее положительное отношение крестьян к Красной гвардии и негативное к казакам («Жители относятся, по словам офицера, холодно и злобно»)69*.

Казаки, в свою очередь, чутко прислушивались к настроениям населения на территории слобод. 7 (20) мая Попов докладывал: «Красногвардейцы держат себя нахально только потому, что, вступая в слободу, они рассчитывают на поддержку хохлов, которые наружно показывают благожелательность, а получается совершенно обратное.

Казаки ведут себя не воинственно и при первом случае удирают. Приказания точно не исполняют, многие приехавшие самовольно уехали»699.

14 (27) мая подъесаул Попов доносил: «Сильно заметно желание присутствия немцев. Казаки не особо доверяют офицерам».

Повстанцы смущались присутствием в их рядах казаков старых 27,44,28 и 2-го запасного полков, бывших «Голубовских», «и еще близостью хохлов, так как считают их своими братьями, почему и производят без моего ведома мирные переговоры»700 .

Потери во время таких боев были минимальны. Так, при попытках захвата слобод 12 (25) мая — 2 казака ранено, 2 лошади убито, 14 (27) мая — ранен 1 подводчик.

Офицеры как могли «подогревали» казаков, понуждали к более активным действиям. Так, 10(23) мая «разъезд юнкера Хоперского атаковал конный пост противника к югу от Колуш-кина, который разбежался, а он ворвался в Колушкин, где выпорол попавшихся ему мужиков»701.