– Надо же, как мы с вами столкнулись, – сказал он. На невидимую аудиторию это большого впечатления не произвело, как, впрочем, и на худую девушку, и на него самого. Он попробовал еще раз: – Так, выходит, вы из этих краев?

– Нет, – ответила она и имела полное право поджать губы: это была беспомощная попытка перекрестного допроса и даже самый непритязательный младший барристер рассмеялся бы ему в лицо. Но... Совершенно неожиданно, она продолжила: – На самом деле я живу в Уимблдоне. Я приехала посмотреть, как играет мой парень.

Мир сдавил голову Пола, точно тиски.

– А, – пробормотал он.

Она же, поглядев на него, невесело улыбнулась.

– Если вам так хочется знать, мы только что поссорились.

– А, – повторил он и бессовестно солгал: – Жаль.

– Вот почему я плакала.

– А, нуда...

Вздохнув, она поглядела мимо него, словно его вообще тут нет.

– Я приехала в такую даль, лишь бы посмотреть на него в этом дурацком мюзикле, потому что он без конца мне про него рассказывал, а когда пришла, то подумала: «Какой смысл?» Вот из-за чего все...

– Извините, – прервал ее Пол, – сказав «мюзикл», вы имели в виду Гилберта и Салливана?

Она наградила его таким взглядом, на какой можно нанизывать кебаб.

– Ладно, пусть не мюзикл, а оперетта. Вам они нравятся?

– Нет.

Она едва заметно кивнула, словно была вынуждена признать, что ответ верный.

– Поэтому я пошла за сцену и так ему и сказала. Сказала, что, на мой взгляд, какой нам смысл встречаться. А он сказал, что не понимает, о чем я, а я сказала, вот именно, вот почему нам нет смысла тянуть эту лямку дальше, потому что мы оба просто сами себе лжем, просто нет никакого...

– Смысла?

Она кивнула.

– А потом я вернула ему CD, который он подарил мне на прошлое Рождество, и авторучку, которую он мне одолжил четыре месяца назад, когда мы ходили на байк-шоу в Эрлз-корт, и ушла.

– Понимаю, – сказал Пол. – Значит, этот тип – любитель Гилберта и Салливана?

Нахмурившись, она пожала плечами:

– Раньше не был. Раньше ему было дело только до тяжелых байков, защиты животных и борьбы против глобального потепления. А потом, с месяц назад, он стал вдруг совсем странный. Начал носить соломенные шляпы и дурацкие вышитые жилетки, сказал, что вступил в любительский драмкружок и что будет звездой в дурацкой оперетте, которую они ставят. Он словно в другого человека превратился. Взял и ни с того ни с сего превратился.

Пол на минуту задумался, якобы над ее словами. Но вместо того чтобы сказать, что у него на уме, выпалил:

– Такое впечатление, что у него появился кто-то еще.

– Вот и я так думала, – вздохнула она. – Только сомневаюсь. Ему ведь все время хотелось, чтобы я ходила на репетиции или слушала, как он репетирует свой дурацкий текст. Я, конечно, говорила ему, чтобы не приставал, но он все равно просил. Поэтому едва ли тут другая девушка. – Она нахмурилась: – А когда я сказала ему, что все кончено, вид у него был искренне удивленный, точно для него это полная неожиданность. Если бы он нашел другую, то наверняка был бы счастлив, что может со мной порвать, как по-вашему?

– Наверное, – ответил Пол, а потом его осенило, точно он сэр Исаак Ньютон и ему на голову только что упало огромное вкусное запеченное яблоко. Да, до недавнего времени у худой девушки был парень. Но сейчас этот парень в «Общественном центре искусств Хайгейт» щебечет, как впавший в маразм соловей, а он, Пол, тем временем сидит с ней в пабе. Более того, следовало учесть совпадение во времени. В самый темный для нее час, когда она больше, чем когда-либо, нуждалась в ком-то Судьба подхватила его в Кентиш-тауне и выбросила тут, в подходящем месте, в подходящее время. Внезапно все обрело смысл – за исключением того довольно дурацкого факта, что Судьба сочла необходимым нарядиться в двух давно покойных пропагандистов поп-культуры девятнадцатого века. Но если Судьба от этого тащится, не ему ее критиковать. Всякому свое, счел он, ведь могло быть гораздо хуже. – Мне, честное слово, жаль, – сказал он со всей искренностью, на какую был способен. – У вас, наверное, ужасно скверно на душе.

Она пожала плечами.

– Немного. Я хочу сказать, да, он мне нравился, в какой-то момент даже очень нравился, но у меня всегда было такое чувство, что когда я с ним, это не настоящая я, если вы улавливаете, о чем я. Я была не та я, какой хочу быть, я была той, какой он хотел меня видеть, или, во всяком случае, той, какой, по его мнению, мне хочется быть ради него, и ни один из нас не был самим собой, поэтому мы и не могли быть сами собой вместе, поэтому во всем не было никакого смысла – ни для меня, ни для него. Понимаете, о чем я?

– Да, – солгал Пол. – Для вас ужасная, наверное, была ситуация.

– И для него, надо думать, тоже.

– Очень может быть. На самом деле, – признался он, хотя ни за что не мог бы сказать почему, – я ни разу ни с кем не порывал, поэтому точно ничего не знаю.

– А-а, – протянула она, – значит, у вас долгие прочные отношения?

– Нет.

Она над этим задумалась, будто над сложным примером из устной арифметики.

– Значит, у вас никогда не было девушки.

– Не было.

– А.