Шрифт:
После родов он снова несколько раз призывал ее надеть хиджаб, даже поднимал руку, мог не приходить домой три-четыре дня. Она с грудным ребенком не могла выйти, чтобы поискать его. Два раза ходила в интернет-кафе, третий раз хотела, но не пошла.
Дочку он любил, но если бы она была сыном, он бы любил ее по-настоящему, как сына. Постоянно говорил, что у его друзей жены в хиджабах, друзья имеют по две-три жены, а если ты не наденешь хиджаб, еще раз женюсь, потом не обижайся.
Друзей его Принцесса не видела и жен не видела, ничего не видела. Только дочку видела, ее назвали Хабиба, в честь его родственников.
Свекрови все рассказывала, свекровь ее жалела. Когда они говорили о ее сыне, у свекрови из одного глаза, левого, текли слезы. Говорила, что с детства во время плача только один глаз работает, другой сухой от болезни. “Пойми, у Тахиржона работа тяжелая. Целый день — техника, клиенты...”. Принцесса понимала. Только на переносице морщины появились, и вокруг рта немного. А так все понимала.
Когда Хабиба переставала кричать и засыпала, Принцесса садилась думать о муже. Потом о том, из восьмого “Б”, ради которого целовала бумагу, где он теперь...
Только засыпала, начинала свой концерт Хабиба.
Муж стал требовать сына. “Сын...”, и улыбается своей улыбкой.
“Подождите немного, — отодвигалась она в постели, — у меня там еще все болит!”
Теперь он часто оставался дома, переписывал диски. Читал разные книги, свекровь переживала из-за этого.
У Хабибы прорезались зубки. Принцесса сказала об этом мужу, он улыбнулся.
Ночью торопил ее с сыном:
“Зачем откладывать?”
И делал свое дело. Она кричала от внутренней боли. А он думал, так полагается.
Через месяц спросил: “Ну что?”
Она призналась, что ничего. Он проявил терпение, подождал еще месяц.
“Ну что? Что-то внутри чувствуешь?”
Хабиба научилась говорить “мама”, “папа” и кланяться.
До постели Принцесса доползала как труп. Тахир будил, напоминал. Больно уже там не было, только как будто из дерева. И спать во время этого хотелось, один раз не сдержалась, зевнула во весь рот...
У Тахира день рожденья, мужчины готовили. Она ходила с мисками, помогала им.
Делали плов. В казане качалось масло. В масле отражались небо, ветви. Ранняя весна. На яблоне висела туша барана. Издали туша была похожа на огромный распустившийся цветок.
Казан зашумел — в масло бросили курдючный жир.
Принцессе стало больно, она отошла от окна.
Кровавое тело барана перед глазами. Со всеми внутренностями. Опыляемое насекомыми, как цветок. “Лук несите!” — крикнули со двора. Она побежала относить лук.
От лука заплакали глаза, и двор поплыл. В казане пузырились кусочки бараньего мяса. Скоро покроются румяной корочкой. Снова зашумело — мужчины бросили туда лук.
На крыльце стоял муж в белой рубашке и курил. Под ним сидела Хабиба, играя с обувью.
В казан бросили морковь и залили водой. Шум прекратился, забулькало. Мужчины заговорили о своих делах, о своем бизнесе. Надо уйти. Проходя мимо мужа, улыбнулась. Подняла Хабибу с калошей в руке, занесла в дом. Свекровь руки протягивает: “Хабибочка! Хабибочка!” Отдала ей. Зашла в комнату — и на кровать. Лежит, думает. Вспомнила: “Что-то внутри чувствуешь?”
Через день ее повезли к гинекологу.
Та за голову схватилась: “Куда вы смотрели?!”
Оказалось, в том самом роддоме ее стерилизовали сразу после родов. Комиссия приехала, отчитаться нужно было срочно по сокращению рождаемости, у них план. Обычно только после вторых родов это делали, и то не всем, а отдельным.
А тут — комиссия, и надо отчитываться. Решили сделать исключение, кто рожал, всех на стерилизацию. Потому что отчитаться надо было, а по-другому не получалось. Кто рожал, конечно, не виноваты, что так совпало. И врачи не виноваты, перед комиссией отчитаться надо, а то неприятности.
“Суки! — кричал муж ночью по-русски. — Су...”
В темноте плакала Хабиба. Принцесса поднялась, пошла кормить дочь.
Но молока в ту ночь почти не было.
— Выплакала из глаз все молоко, — говорит, глядя в костер.
Муж окончательно ушел в свою оболочку. Переписывал призывы на молитву, читал книги. Ждал, когда выйдет из тюрьмы двоюродный брат, чтобы глубже узнать от него про религию.
Свекровь, заметив в сыне такие изменения, испугалась. Стала в Москву свекру звонить, он там давно на заработках. Дверь закрыла, чтобы никто их разговор не слышал. Принцесса не стала подслушивать, просто зашла с Хабибой, будто случайно. Так свекровь ее взглядом прогнала, заходить снова было уже неудобно.