–  Молодец, ведешь себя как взрослый, - сказал мистер Гельмгольц, - однако я хотел указать тебе на то, что у нас у всех есть слабости, и…

Пламмер замахал на него руками:

–  Не надо мне объяснять, мистер Гельмгольц. У вас столько работы, было бы чудом, если бы вы все делали правильно.

–  Подожди, Пламмер!
– сказал мистер Гельмгольц.

–  Я только прошу, чтобы вы взглянули на это с моей точки зрения, - сказал Пламмер.
– После того как я вернулся с состязания с первым составом, после того как я всю душу вложил в игру, вы натравили на меня эту мелочь из третьего состава. Мы с вами знали, что я полностью выложился, а им мы просто даем поиграть в конкурс. Но вы им об этом сказали? Нет, черт побери, не сказали, мистер Гельмгольц, и вся эта мелочь считает, будто они играют лучше меня. Вот что меня мучит! Они думают, я на самом деле занял последнее место в третьем составе.

–  Пламмер, - сказал мистер Гельмгольц.
– Я пытался объяснить тебе кое-что как можно мягче, но единственный способ донести это до тебя - сказать прямо.

–  Валяйте, давите критику, - сказал Пламмер, вставая.

–  Давить?

–  Давите, - сказал Пламмер твердо. Он направился к двери.
– Наверно, этими разговорами я начисто лишаю себя шансов попасть в первый состав, мистер Гельмгольц, но, честно говоря, именно из-за таких происшествий, как сегодня, оркестр проиграл в июне.

–  Он проиграл из-за семифутового бас-барабана!

–  Добудьте такой для Линкольнской школы, и посмотрим, что у вас тогда получится.

–  Я готов за него руку отдать!
– сказал мистер Гельмгольц, мгновенно отвлекаясь на свою заветную мечту.

Пламмер остановился на пороге.

–  Такой, как у Рыцарей Кандагара на парадах?

–  Вот-вот!
– мистер Гельмгольц вообразил огромный барабан Рыцарей Кандагара, достопримечательность каждого местного парада. Он попытался представить себе этот бара-

бан с нарисованной на нем черной пантерой Линкольнской школы.

–  Так точно, сэр!
– Когда капельмейстер вернулся на землю, Пламмер уже оседлал свой велосипед.

Мистер Гельмгольц закричал Пламмеру вслед, чтобы вернуть его и прямо сказать, что у него нет ни малейшего шанса выбраться когда-нибудь из третьего состава, что ему никогда не понять, что цель оркестра - не просто издавать звуки, а издавать их особым образом. Но Пламмера и след простыл.

Почувствовав облегчение - теперь можно было расслабиться до следующего конкурса, - мистер Гельмгольц сел на стул, чтобы насладиться своей газетой, и прочитал, что казначей Рыцарей Кандагара, уважаемый гражданин, скрылся с фондами организации, оставив неоплаченными счета Рыцарей за последние полтора года. "Мы расплатимся со всеми сполна, даже если придется продать все, кроме Священного Жезла", - сказал Высочайший Камергер Внутреннего Храма.

Мистер Гельмгольц не знал никого из замешанных в этом деле и, зевнув, перешел к страничке юмора. Потом вдруг ахнул и вернулся к первой странице. Нашел номер в телефонной книге и позвонил.

"Пи- пи-пи-пи", -раздался у него в ухе сигнал "занято". Он положил трубку. Сотни людей, подумал он, пытаются дозвониться до Высочайшего Камергера Внутреннего Храма Рыцарей Кандагара. И с мольбой посмотрел на свой облупившийся потолок. Чтоб только никто из них, молился он, не претендовал на бас-барабан - такой большой, что его надо возить на тележке.

Он набирал номер снова и снова, и все время было занято. Он вышел на крыльцо, чтобы немного ослабить нараставшее напряжение. Я буду единственным претендентом на бас-барабан, сказал он себе, и смогу диктовать цену. Господи! Если предложить пятьдесят долларов, барабан наверняка достанет-ся мне! Я потрачу свои деньги, а школа расплатится со мной через три года, когда будет полностью уплачено за плюмажи с фонариками.

Он смеялся, как Санта-Клаус в супермаркете, пока его взгляд не опустился с небес на газон и он увидел не доставленные Пламмером газеты у себя в кустах.

Он вошел в дом и снова позвонил Высочайшему Камергеру-с тем же результатом. Затем он позвонил Пламмеру домой, чтобы сказать, где тот оставил свои газеты. Но там тоже было занято.

Он звонил по очереди Пламмеру и Высочайшему Камергеру пятнадцать минут, пока ему не ответили.

–  Да?
– сказала миссис Пламмер.

–  Это мистер Гельмгольц, миссис Пламмер. Уолтер дома?

–  Минуту назад был дома и куда-то звонил, а потом его как ветром сдуло.

–  Искать свои газеты? Он оставил их у меня под таволгой.

–  Оставил под таволгой? Господи, понятия не имею, куда он отправился. Про свои газеты он ничего не сказал, но, кажется, что-то говорил о продаже кларнета.
– Она вздохнула, а затем рассмеялась.
– Дети, начав зарабатывать, становятся ужасно независимыми. Он никогда мне ни о чем не говорит.

–  Ну что ж, передайте ему: я думаю, это к лучшему, что он решил продать свой кларнет. И скажите ему, где он оставил газеты.

Вот уж неожиданно приятная новость: у Пламмера наконец-то открылись глаза на его музыкальные способности! Затем капельмейстер позвонил Высочайшему Камергеру, рассчитывая на дальнейшие хорошие новости. На этот раз он дозвонился, но был разочарован, услышав, что тот только что отправился куда-то по делам ложи.