Шрифт:
МОНОЛОГ БАРАТАШВИЛИ
Собираюсь жить! Очи видят свет, Сила есть, и ум не теряет нить… Сколько уже лет, сколько долгих лет Собираюсь жить, собираюсь жить! Собираюсь жить! Сборам нет конца. Собираюсь все и не соберусь. Тают в кулаке, вроде леденца, Сладость детских дней, молодости вкус. Так и не успел радости вкусить, Краткий мой апрель, маем ты не стал. Я существовал, но не начал жить, И под небом я места не сыскал… Господи, скажи — до каких мне пор… Кажется, уже старость у дверей… И бегут за мной с воем волчьих свор Тысячи надежд юности моей. И опять я жду, и опять готов… Не пора ли жар в сердце потушить… Жизнь идет к концу! Страшен счет годов! Вопреки всему — собираюсь жить! МОРЕ
Я море люблю на безлюдье, когда ни единой частицы души любопытным не отдает, и не по-актерски оно широко и пустынно шумит в средоточье своих одиноких забот. Как не удивляться его тяжкомысленным взгорьям, когда мне ясна их непостоянная суть? Как радуюсь я, что своим ликованьем и горем и не помышляет оно перед нами блеснуть. * * *
Друг на друга гневно наползали Брови гор — и треснул небосклон, И в долине, как в двусветном зале, Свет широкий вспыхнул с двух сторон. В чашах облаков перекипело Молодое мутное вино, Рог луны заполнив до предела, На долину хлынуло оно. Стопудовый мрак взвалив на спину, Ночь брела, шатаясь, как в бреду, И об Алазанскую долину Тяжело споткнулась на ходу. ПОЭЗИЯ
Вы занимались рыболовством? Здесь нет секретов ни на грош: Закинешь удочку под мостом, — Сидишь, надеешься и ждешь… Вот так и наше стихотворство, — И в нем секретов не найдешь: Достал перо, о стол оперся, — Сидишь, надеешься, и ждешь… * * *
Человек — это след, Это мысль и творенье, Память или предмет, Или даже… забвенье. Так, бывает, горит, Так он сердце расплавит, Что — как метеорит — Ничего не оставит. * * *
Я жаден до людей!.. Всегда толпою Вокруг меня шумят мои друзья, — Не потому, что скучно мне с тобою, А потому, что мне без них нельзя. Мне не утратить к людям интереса, И я, надеюсь, им необходим. Что я один! Я — как кусок железа — Звеню тогда, когда столкнусь с другим… АНДРЕЙ ПАССАР{144}
(Род. в 1925 г.)
С нанайского
ДВЕ БАБУШКИ
Вот Леночка по комнате большой Ступает неуверенным шажком. Как ласточка-касаточка весной, Щебечет неокрепшим голоском. А вот ее хранители — взгляни: Две бабушки. У них полно забот, Но внучкою любуются они, И каждая к себе ее зовет. Одна ей по-нанайски говорит, Необычайной нежности полна, Другая ей по-русски говорит, Подбадривает внученьку она. Две бабушки смеются во весь рот, Сверкают слезы счастья на щеках. А внучка им лепечет, их зовет На двух понятных, дружных языках. ‹1956›
ФРИДОН ХАЛВАШИ{145}
(Род. в 1925 г.)
С грузинского
* * *
Ничего я больше не любил, кроме дома в горной деревеньке, кроме скрипа старой колыбельки… Сновиденья детства я навеки всей душой запомнил, не забыл. Ничего я больше не любил, кроме пашни, голову пьянящей, кроме ручейка с водой журчащей… Время мчалось птицею летящей, только я об этом не грустил. Ничего я больше не любил, кроме слов радушного привета, радостной улыбки, полной света, и любви, которая мгновенно исцеляет, прибавляя сил. Ничего я больше не любил, кроме той работы благодатной в сенокос да на заре прохладной, кроме той усталости отрадной рядом с теми, кто для сердца мил. Ничего я больше не любил, кроме взора девушки прекрасной, что была моей мечтой напрасной и моей надеждою неясной… Я об этом память сохранил. Ничего я больше не любил, кроме песни той неповторимой, песни бесконечной и старинной… Тот, кто пел ее в земле родимой, всю печаль в ее словах излил. ЗРЕЛОСТЬ СТИХА
Юность стиха — как любви пора, Как усы у мальчика над губой; Вдруг огонь и земля, волна и гора — Все разом заговорят с тобой! Юность стиха — как сентябрьский шум Молодого вина, что обручи гнет. Сделать дело ему не придет на ум, А незнакомой звезде кивнет. Но если, два крыла отрастив, Он взлетит до высот настоящей любви, Он оттуда все увидит, твой стих: Оленя ранят — а стих в крови! Он не ищет себе небесных красот. Ты бездельем райским его не томи. Он на бой против рабства с неба сойдет И под пули станет рядом с людьми. Это значит, душа у него не глуха, Значит, в ней, кроме песен, люди живут! Так сначала приходит зрелость стиха, А потом уж тебя поэтом зовут.