– Ты любишь море, достойный Ризван? – спросил Чэн.

– Да, уважаемый, очень люблю. Но, наверное, не больше, чем любил его мой отец, которому довелось служить на купеческом корабле и однажды даже стать спутником в странствии великого и славного Синдбада-морехода.

Лицо Чэна нельзя было назвать очень выразительным – соленые ветры словно выдубили кожу, а глаза прятались за нависающими веками. Но имя Синдбада-морехода заставило Чэна широко улыбнуться и одобрительно покивать.

– Знаю, уважаемый гость, знаю. И в наши края дошли вести о великих походах этого славного человека. Так значит, твой отец, сопровождал его в странствиях?

– Увы, только один раз ему повезло стать спутником великого путешественника. В тот раз они отправились вслед за солнцем далеко за Джебель-аль-Тарик, его афиняне называли Геркулесовыми столпами. Отец рассказывал о необыкновенных свечениях в ночном небе, которые он видел первый раз в жизни… Вспоминал и удивительную страну, которая не принимает чужестранцев. Страну, куда закрыт вход, но выход открыт любому…

– Да, и до наших мест доходили слухи о той стране. Но у нас говорили, что она погрузилась в морские пучины уже очень давно…

От дальней мачты раздался крик, и Чэну пришлось прекратить ученую беседу. Визирь сразу заторопился в тепло, проговорив:

– Я был бы рад продолжить нашу познавательнейшую беседу, уважаемый Чэн.

– Я тоже буду рад этому, благородный Ризван. К вечеру, я надеюсь, мы достигнем острова Дун-хай. Но высаживаться на берег я бы не стал. Сейчас там неспокойно. Местные вожди пытаются выяснить, кто из них более велик. И потому на острове спокойнее всего чувствуют себя камни. Мы обогнем Дун-хай и пристанем в каком-нибудь пустынном месте с подветренной стороны. Переждем ночь, и утром отправимся на полночь, к главному острову гряды Сакисима. Как только мы бросим якорь, я приду к вам и почту за честь участвовать в беседе.

Визирь с поклоном выслушал необыкновенного рыбака и отправился к принцу Кемалю.

Тому было явно плохо. Качка жестоко наказала принца за неразумные слова о легкости грядущего путешествия. Но Кемаль держался молодцом. Он не стонал и не жаловался, правда, старался лежать, а не сидеть.

– Да, мой принц, – проговорил визирь, увидев, в каком бедственном состоянии оказался его молодой господин. – Теперь я вижу, что поступил правильно, не согласившись на путешествие прямиком к берегам страны Канавага. Если эта небольшая качка так скверно действует на тебя, то что было бы с тобой в настоящий зимний шторм?

– Увы, визирь, я оказался никуда не годным моряком… Видно, это странствие станет моим последним странствием по воде.

Визирь усмехнулся.

– Знаешь ли, мальчик, когда я первый раз вышел в море на корабле, где был капитаном мой отец, я чувствовал себя куда хуже, чем ты сейчас. И достойный Ага-бей, помощник отца, пусть не даст Аллах милосердный стереться памяти о нем, дал мне неплохой совет. А сейчас этот совет я дам тебе. Постарайся найти такое занятие, Кемаль, которое тебя отвлечет.

Принц задумался, чем бы себя занять, но так ничего и не придумав, спросил у визиря:

– А чем тогда занялся ты, уважаемый Ризван?

– О, мой принц, это очень просто. Я всегда занимался одним и тем же, занялся этим и в тот раз… Я начал читать. В тот год в каюте у моего отца было множество морских карт и описаний странствий, которые проделали достойные путешественники. Они были детьми разных народов, но в их жилах всегда бурлила кровь и жажда странствий никогда не оставляла их.

– И ты начал читать?

– О нет, принц, не просто читать, я начал странствовать по картам так, как эти люди странствовали по земле. Я отслеживал их пути, пытался представить себя на месте первого путешественника, который увидел величественные пески Черной земли, Кемет, или странника, который первым пробирался на полночь, к Кельтским островам…Перед моим мысленным взором проходили вереницы караванов, я словно воочию представлял, как тает вдали привычный берег и я остаюсь один на один с безбрежным морем и целью, о которой можно лишь мечтать.

– Сколько же тебе тогда было лет?

– Впервые матушка позволила мне сопровождать отца в десять лет. И моя душа всегда была словно разорвана надвое – когда я занимался науками в медресе, я грезил о том миге, когда ступлю на палубу корабля. А когда каюта становилась моим домом, я начинал мечтать об огромном зале библиотеки неподалеку от мечети…

– Значит, ты бывалый путешественник? Но почему ты мне никогда об этом не рассказывал?

– Все очень просто, мой принц. Дома наши с тобой беседы ограничивались дюжиной фраз.