Вспомнили мы и маленький юбилей — пятнадцать лет назад впервые тут познакомились.

«О, много воды утекло! — вздохнула Агафья. — Много!»

Ей в этом году — пятьдесят два. Летом 1982 года выглядела она веселой, чумазой и жизнерадостной дикаркой. За прошедшее время много пережила, многому научилась, как губка, впитывая все, что брызгами долетало сюда «из мира». Сейчас в разговоре она ошарашила меня вопросом: «Говорят, Черномырдин-то на какой-то трубе сидит?» Мелькнуло в речи и неожиданное в этих местах словечко «крутой».

— А что такое «крутой»?

Агафья близко к существу дела объяснила значение слова.

Ракету, по плану запущенную с Байконура, на этот раз мы не увидели и не услышали. Как объяснили потом — прошла где-то севернее. Обсуждая прошлогодний «фейерверк», мы сидели у свечки. Агафья резала ножиком крышку для туеска, я ковырялся в блокноте — записывал здешние нужды: кошка, рыболовная сеть, рулон толя, кастрюльки, мука…

Вдруг резко залаял Тюбик и заблеяли козы. Медведь? Поленом постукивая об дно кастрюли, мы шмыгнули за патронами в избу, где жил Сергей. Я зарядил двустволку, и мы прислушались на пороге. Тревога стихла.

В лунном свете молчаливо около сараюшки белел козел. Тюбик оказывал нам собачьи знаки вниманья.

Решили спуститься к реке. Она шумела на камнях громко и чешуйчато серебрилась. Луна заглядывала в ущелье из-за косматого кедра. Звезды после ненастья сияли по черному небу таинственным хороводом. Я кинул в темноту камень. В ответ с крутого берега за рекой что-то по осыпи зашуршало. Может, и правда медведь? Я выстрелил. И еще раз выстрелил. Ни единая жилка не дрогнула у тайги. Тишина. И в ней торопливый шум Ерината.

Не хотелось уходить с берега, но было уже по-осеннему зябко, и мы, погромыхивая кастрюлей, поднялись к окошку, в котором виднелась свеча…

А утром в урочный час прилетел вертолет.

 Фото автора. 26 августа 1997 г.

(Окно в природу)

Для начала — знакомство. Зовут кота Марлоком. Возраст — пять лет. Кастрирован (почему — скажем позже) и оттого очень спокоен, покладист, миролюбив. Ко всем относится со сдержанным уважением, но привязан только к хозяину дома — Валентину Сергеевичу Пажетнову.

Гурман — любит рыбу, сырое мясо и молоко, но только парное. Когда хозяйка идет корову доить, Марлок следует в хлев (если летом — на луг). Сидит и слушает, как молочные струйки бьют в ведерное дно. У порога дома стоит персональная плошка Марлока, и он первым снимает пробу надоя.

Но кот и сам способен добыть еду. Живет он в одном из четырех домов, оставшихся от большой старинной, лежавшей на водном пути «из варяг в греки» деревни Бубоницы.

Тверские леса поглотили деревню: дым из труб идет только в четырех избах. Одна из них служит приютом Марлоку, хотя по характеру он бродяга-охотник и летом может долго не появляться в деревне, промышляя птиц и мышей.

Иногда добычу он не съедает, а приносит на порог дома: «Глядите, Марлок молоко пьет не зря».

Спит Марлок летом на сеновале, ловко забираясь туда по лестнице. А зимой любимое его место — у печки. В мороз он спит. Спит крепко и долго. Специально однажды заметили — восемнадцать часов! Столько много при жаре спят дальние его родственники — африканские львы.

Аккуратен. Ни разу не уличен в житейской нечистоплотности. Никогда не прыгнет на кухонный стол, сколько б ни соблазнительны были яства на нем. Но любит лежать на столе у хозяина рядом с пишущей машинкой. Стук ее кота убаюкивает, и еще всегда можно со стола прыгнуть и понежиться на плече у хозяина.

Зоолог Валентин Сергеевич Пажетнов изучает медведей и выбрал для этого дальний «медвежий угол» в лесах. Марлок прибыл сюда из центральной усадьбы заповедника за пазухой младшего Валентина (внука зоолога), который не захотел ни за что с ним расстаться. И кота, с опасением, что погибнет он от собак, поселили…

Я сразу заметил незаурядность натуры Марлока. Наблюдать за собой этот мудрый пройдоха мне позволял, но глазок фотокамеры, как и многих животных, кота пугал. Он принимал его, видимо, за большой живой глаз.

«Привязал» я Марлока к нужному месту принесенной с озера рыбой. Большой лещ показывал из котла хвост, и Марлок глаз не мог оторвать от этого зрелища. Тут я и снял его «для анкеты».

Лещ еще живой, и Марлок глаз с него не спускает.

На земле живут миллионы домашних кошек. Бытие у них можно разделить на городское и деревенское, хотя в городе кошки могут жить тоже по-разному. Беспризорно — шныряя по чердакам, подвалам, помойкам, и, как бы в благополучии — где-нибудь на седьмом — двенадцатом этаже, — накормят, напоят, побалуют.