время, он подтверждал показания Ладыженского, говоря, что Орден не должен был стоять

в стороне от политической борьбы, воздействуя на нее через свои организации, например,

как то имело место в 20-х гг., на анархистов через анархо-мистиков, которые, в свою

очередь, направлялись отдельными тамплиерами<16>.

Такое признание вместе с перечнем некоторых членов Ордена, среди которых

оказываются и антропософы, позволяет попытаться решить вопрос о связующем звене

между первым составом Ордена тамплиеров и возникшем позднее “Орденом Света” как

одной из центральных орденских филиаций, принявшей на себя в дальнейшем (после

смерти Карелина) руководящую роль в орденском движении и поставившей его на более

62

высокое научное и духовное обоснование, в конечном счете, отмежевавшись совершенно

от политического анархизма.

Наличие в указанном перечне, наряду с Ю.А.Завадским, Б.М.Власенко, о котором мне

пока известно, что кроме связи с Завадским и его Студией, он был довольно близко

знаком с художником и издательским работником А.В.Уйттенховеном, членом Ордена и

близким знакомым Карелина с 1921-22 гг.<17>, позволяет предположить, что к этому же

времени относятся и первые контакты с Карелиным Ю.А.Завадского, а затем поэта и

востоковед а П.А.Аренского, сына известного композитора, получившего в сентябре 1920

г. розенкрейцерское посвящение в Минске от Б.М.Зубакина вместе с

С.М.Эйзенштейном<18>, поскольку именно в это время он вошел в семью Завадских,

женившись на сестре Ю.А.Завадского, киноактрисе В.А.Завадской, и переехал в их

квартиру в Мансуровском переулке.

На фигуре Б.М.Зубакина стоит остановиться. Это был человек безусловно широко

одаренный, а в ряде областей искусства талантливый до гениальности, оказавший влияние

на многих своих современников, которым приходилось с ним встречаться<19>. Согласно

автобиографии, написанной им в конце 1922 или в январе 1923 г. во время своего первого

ареста<20>, Зубакин еще в гимназические годы увлекся мистикой и оккультной

литературой, решив возродить Орден розенкрейцеров, как общину мистических

единомышленников. Первоначально она возникла под Петербургом в Озерках, где

находилась дача его родителей, но перед 1917 г. распалась. Вторично община возродилась

в период революции и гражданской войны под Невелем, где Зубакину удалось объединить

несколько художников и музыкантов из родственников и знакомых, однако в

последующем и эта попытка потерпела фиаско. Более удачным шагом Зубакина,

прикомандированного в 1920 г. в качестве лектора к Политуправлению штаба Западного

фронта, я считаю открытие им ложи в Минске и посвящение в ней находившихся там

актера И.Ф.Смолина, занимавшегося оккультизмом и врачеванием, поэта и литератора

П.А.Аренского и С.М.Эйзенштейна<21>.

Результатом этого акта, описанного Эйзенштейном в одной из глав своих

автобиографических мемуаров достаточно точно, хотя и с долей иронического юмора,

стали регулярные занятия оккультизмом и вопросами мистики, о чем можно прочитать в

письмах Эйзенштейна к матери из Минска, и последующее приобщение к неофитам

артистов Первой студии МХАТа М.А.Чехова и В.С.Смышляева, когда Аренский, Зубакин,

Никитин и Эйзенштейн вернулись в Москву. Это произошло в первых числах октября

1920 г. и в известной мере предопределило последующее поступление Эйзенштейна

художником в московский театр Пролеткульта, которым тогда заведовал В.С.Смышляев, а

затем и оформление им с Л.А.Никитиным спектакля “Мексиканец” по Дж.Лондону в

соответствии с символикой оккультизма<22>.

После Минска пути Б.М.Зубакина и его молодых друзей разошлись. Стоит заметить,

что этот удивительный человек, обладавший сильнейшей силой внушения, ярким

талантом поэта и литератора, и, м.б., еще более ярким - скульптора, этнографа,

воспитателя, так и не смог ни разу надолго объединить людей. Ему до конца осталась

верна только А.И.Цветаева, попавшая под обаяние “мага” еще в начале 20-х гг. и

сохранившая восторженную и благоговейную память о нем до конца своей жизни<23>. Но