Князев  (перебивая). Да, от Владимира многим не нравится… Ну да к черту это! Расскажи ты мне теперь, братец, что же ты сделал в Петербурге по моему приказанию? Письмо ты мне от стряпчего привез столь глупое, что я этого человека после этого сумасшедшим считаю.

Минутка  (осклабляясь). Нет, большого ума, большого ума человек, Фирс Григорьевич! Не дети, а мужи, самые настоящие мужи, дельцы и те приуныли. Одно слово, как стряпчий сказал, нечего и рецептов писать, когда наши аптеки все закрыты. (Разводит руками.)

Князев . Как же это, – стало быть, и ты уже без взяток жить собираешься?

Минутка . А что ж поделаешь!

Князев  (встает и начинает ходить). А вытерпеть надеешься?

Минутка . Представьте, Фирс Григорьич… чтоб вы знали, ни денег дать, ни упросить его, ни подкупить… Как вам это нравится?

Князев . А обмануть?

Минутка  (смотрит на Князева с изумлением и растерянно повторяет). Обмануть…

Князев . Да… обмануть?

Минутка . И обмануть… Ну, чтоб вы знали, и обмануть я, Фирс Григорьич, не в надежде.

Князев . Ну обойти, коли не обмануть?

Минутка молча разводит у себя под носом руками.

Князев . [Про себя.) Однако и у пиявки брюшко залубенело. [Громко.) Нет, пан Вонифатий, вижу я, что двадцать лет назад, когда тебя только что прислали из Польши на смирение, ты смелей был. Помню я, как ты, первый раз, как я тебя у полицеймейстера за завтраком увидел, рассуждал, что «в России невозможности нет». За одно это умное слово я тебя, сосланца, возлюбил, и на службу принял, и секретарем в Думе сделал, и двадцать лет нам с тобой и взаправду невозможности не было.

Минутка . То двадцать лет назад ведь говорил я, Фирс Григорьич.

Князев . Да; в эти двадцать лет ты понижался, а я… а я прожился.

Минутка . Кто ж этому причиной, Фирс Григорьич? Не я тому причиной: я жил по средствам, вы же…

Князев  (перебивая). Молчи, сморчок!.. В тебе сидит один польский черт, а во мне семь русских чертей с дьяволом, так не тебе про то судить, кто виноват. Когда б не эти черти, я и теперь бы дома не сидел и не послал бы тебя в Питер. (Успокаиваясь.) Говори, велико ли время еще дадут мне на передышку?

Минутка  [пожав плечами). Сказали так, что дело об отчете два месяца, не более могут продержать и тогда потребуют остатки.

Князев . Сколько?

М инутк а. На счету будет тысяч двести.

Князев . Двести тысяч!.. Ты врешь!

Минутка . Помилуйте, на что мне врать.

Князе в. На что?.. А ты соври себе, чтоб легче было отвечать.

Минутка  (вскакивая и дрожа). Да я-то что же здесь? Я здесь при чем же, Фирс Григорьич?

Князев . Лгу, дружочек! Ты здесь при чем? А не знаешь ли ты того подьячего, что нам с Мякишевым двадцать лет отчеты по молчановской опеке выводил? Что, голубь! Я ведь бумажки прячу.

Минутка, потерявшись, не знает, что сказать.

А! Ишь как дрожит! Вот тем-то вы, ляшки, и скверны. На каверзу вот тут вас взять, а если где придется стать лицом к лицу с бедою, так тут вы уж и жидки на расправу. (Грозя пальцем.) Эй, пан, со мною не финти! (Смело.)Я крепко кован! Я знаю, куда ступаю. Я сел опекуном, так из всех должностей высел, а тебя, дурака, в Думу посадил, и… придет к тому, так… я же тебя и в тюрьму посажу. Чего дрожишь! Чего? не бойся. Ведь новый суд над нами еще не начался, а до тех пор держись… вот тут вот… за полу мою держись, покуда… (с омерзением) покуда в нос сапогом не тресну.