Нельзя не видеть, что в стадиях Титченера повторяются три из четырех главнейших намеченных нами стадий в развитии всякого культурного процесса поведения. Его первичное внимание соответствует нашему примитивному, или натуральному, вниманию, его вторичное — стадии внешнего опосредствованного внимания, и, наконец, его третья стадия соответствует нашей четвертой стадии вращивания. Недостает только второй переходной стадии, «наивно-психологической», которую мы и в наших опытах не могли проследить со всей отчетливостью, но которая все же ясно обнаруживается при клинических наблюдениях у ненормальных детей.

Далее, Титченер с несомненностью установил, что произвольное внимание от непроизвольного отличается только способом возникновения, но не способом функционирования. Иначе говоря, это развитие происходит не по типу органического совершенствования и изменения, а по типу эволюции самой формулы поведения. Однако нам кажется, что теория Титченера, хотя и подходит генетически к проблеме внимания, тем не менее основывается на чисто фенотипическом описании отдельных стадий и не показывает механизма развития и механизма действия этих различных процессов.

Так, Титченер, останавливаясь на переживаниях, а не на объективной стороне процесса, не показывает, в чем своеобразие структуры вторичного внимания в отличие от первичного. С его точки зрения остается непонятным, почему произвольное первичное внимание поднимается на самую высшую ступень по сравнению с отправной точкой. «Вторичное внимание, — говорит он, — совершенно правильно берет свое начало из конфликтов первичных вниманий, из конкуренции ясных восприятий и из борьбы несовместимых моторных положений». Но ведь такая борьба и конкуренция имеют место и в раннем возрасте ребенка, и, если не привлечь к объяснению появления произвольного внимания того, что наряду с приведенными стимулами и их отношениями между собой для ребенка имеют значение и силу стимулы социальные, направляющие его внимание по-своему, остается непонятным, почему и каким именно образом наше внимание, первоначально подчиненное интересам, начинает впоследствии подчинять себе интерес.

Этот же недостаток чисто эмпирического констатирования перехода от произвольного внимания к непроизвольному без умения наметить генез и механизм этого перехода, равно как и качественные особенности этой второй стадии, отличает и утверждение Меймана, нашедшего, что произвольное внимание постепенно превращается в непроизвольное. В этом, как мы уже говорили, мы видим экспериментальное доказательство того, что произвольное внимание от непроизвольного отличается не различием органической их основы, а структурой психологической функции.

В своих экспериментах Мейман и Цекефф нашли одинаковые выразительные симптомы для произвольного и непроизвольного внимания (замедление пульса). Это, вероятно, объясняется тем обстоятельством, что у испытуемых произвольное внимание постоянно скоро переходило в непроизвольное. Другие исследователи, наоборот, нашли противоположные симптомы произвольного и непроизвольного внимания; потом оказалось, что симптомы при непроизвольном внимании по своему характеру ближе к аффектам и совпадают с теми же симптомами при изумлении и испуге, в то время как произвольное внимание характеризуется симптомами, соответствующими волевым актам.

Это экспериментальное разногласие, думается нам, приобретает свое объяснение в свете того генезиса внимания, который мы намечаем. В одном случае речь идет о самом моменте установки внимания, который есть такой же волевой процесс овладения поведением, как и всякий другой; в другом случае речь идет об уже установленном и автоматически работающем механизме внимания; различие в симптомах объясняется различием в стадиях.

Нельзя не коснуться в самых кратких словах здесь и того сложного вопроса, неразрешимого в плане субъективного анализа, который называется переживанием усилия. Откуда оно берется при произвольном внимании?

Нам представляется, что оно проистекает из той добавочной сложной деятельности, которую мы называем овладением вниманием. Совершенно естественно, что это усилие должно отсутствовать там, где механизм внимания начинает работать автоматически. Здесь есть добавочные процессы, есть конфликт и борьба, есть попытка направить процессы внимания по другой линии, и было бы чудом, если бы все это совершалось без затраты усилий и не представляло серьезной внутренней работы личности, работы, которую можно измерить сопротивлением, встречаемым произвольным вниманием.

Тот же самый недостаток — ограничение чисто субъективным анализом — отличает и работу Рево д'Аллона, который, идя по пути Рибо, первый обратил внимание на то, что процессы внимания следует различать по структуре и что самая характерная черта развития произвольного внимания состоит в том, что внимание направляется на какой-либо объект при помощи какого-нибудь вспомогательного средства или стимула, которому в этом случае дается инструментальное употребление.

С этой точки зрения он определяет внимание как интеллектуальную операцию, которая рассматривает вещи через или при помощи одной или нескольких других вещей. При таком понимании внимание превращается «в интеллектуальную операцию непрямую, инструментальную», оно предполагает между объектом внимания и между субъектом вспомогательное средство.