– Как думаете, для чего в дверь вставлен глазок? Я жила в коммунальной квартире. У нас ни у кого глазков не было.

– Готов поспорить: засовов со стороны коридора вы тоже не видели.

– Это точно, – подтвердила она. – Послушайте… Хочу вас кое о чем попросить. Идемте со мной…

Прораб Исаев пришел за ней в бывшую комнату Глезеров. Оглядевшись, заметил:

– А здесь не закончили с полом.

– Так даже лучше, – сказала Катерина, подошла к выступу и похлопала рукой по стене. – Это нужно сломать.

– Зачем? – прораб немного напрягся. – Прежде чем ломать, нужно проверить документацию. Может быть, там коммуникации или воздуховод, или несущая конструкция расположена.

– За этой стеной печка, – с уверенностью сообщила Катерина.

– Откуда вы знаете?

– Видела фотографии.

Исаев застыл в нерешительности, потом сдержано проронил:

– Без архитектора не могу.

Катерина с вызовом протянула руку:

– Дайте молоток! Сама все сломаю!

Прораб ошеломленно уставился на нее, потом достал из спецовки листок бумаги и ручку:

– Пишите расписку.

Она забрала у него бумагу и ручку.

– Что нужно писать?

– Что вы берете на себя ответственность за слом стены в помещении номер три. – В ответ на ее удивленный взгляд, Исаев пояснил: – Номер комнаты по спецификации помещений.

Катерина написала несколько строк и размашисто расписалась. Проверив текст, Исаев кликнул рабочих. Распорядившись, что нужно делать, посоветовал Катерине:

– Вам лучше выйти. Здесь будет пыльно…

Катерина вышла в коридор, а затем и вовсе из квартиры. На лестничной площадке ей встретился участковый.

– Здравствуйте, Яков Иванович! Есть что-то новое?

Рябинин остановился.

– Здравствуйте! Имеете в виду смерть рабочих? – он покачал головой. – Нет, ничего.

– Я надеялась, что следствие продолжается.

– Так ведь расследовать нечего… – Рябинин переложил папку из одной руки в другую. – Вы бы сами позвонили Кирпичникову.

– Нет, спасибо, что-то не хочется.

– Он вам не понравился?

– Понравился, не понравился… Дело бы свое делал как следует.

– У них работа тоже не сахар… – великодушно заметил Яков Иванович и, услышав грохот в квартире, строго спросил: – Ломаете?

– В пределах разумного. – Катерина поняла, что нужно менять тему. – Как себя чувствует старик с третьего этажа?

– Слава богу, уже выходит на улицу. Как говорится, бог миловал. Я уже собирался дочь его вызывать. Она живет в Штатах. Знаете, сколько охотников найдется на такую квартиру? Вся родня, как воронье, разом слетится. Я подобных историй на своем веку повидал… – Рябинин махнул рукой. – Нелюди. Пираньи зубастые. Душу за квадратный метр продадут.

– Это Москва…

– А вы откуда приехали? – поинтересовался Яков Иванович.

– Из Новосибирска.

– Сибиряки?! – он почему-то обрадовался.

– Ну, да…

– Так я же в Новосибирске служил!

– Здорово. Значит, земляк.

– Да… Только, когда я проходил службу, вас в проекте еще не было.

– Была, – сказала Катерина. – Мне сорок четыре.

Рябинин снова переложил папку в другую руку, а потом сунул под мышку.

– Надеюсь, вы не обиделись?

Она рассмеялась.

– Вы сделали мне комплимент. На комплименты не обижаются.

– Тогда, если позволите, я пойду. – Во взгляде, в жестах, во всей фигуре Рябинина чувствовалось некоторое замешательство. Тем не менее он еще раз, искоса, оглядел Катерину.

Ее это, кажется, позабавило.

– Всего хорошего, Яков Иванович!

Рябинин поспешил к лестнице, ведущей на третий этаж, а из квартиры Трубниковых выглянул Олег Исаев.

– Катерина! Идите скорее!

– Что? – Она обернулась. – Стенку сломали?

– Сломали! Идите сюда!

Катерина вошла в коридор и стала пробираться в комнату, возле которой висело облако пыли. Когда она перешагнула порог, Исаев картинно вытянул руку:

– Вы только посмотрите, что там скрывалось!

Взглянув на запыленную печку-голландку, Катерина удовлетворенно кивнула.

– Я же вам говорила… – она подошла ближе и провела ладонью по изразцам. Опавшая пыль обнаружила серо-голубую эмаль, яркую, как зимнее утро. – Красиво, – прошептала она, затем присела и открыла верхнюю чугунную дверцу.

Внутри печи лежала решетка. Клацнув затвором, Катерина открыла нижнюю дверцу. Склонившись, заметила кучку пепла, из которой торчал край недогоревшей бумаги. Катерина его вытащила. Это был небольшой кусочек бумаги длиной около пяти сантиметров с черными обуглившимися краями. На бумаге были написаны блеклые буквы, однако разобрать их сразу не удалось.