Шрифт:
Для гестапо такое положение дел стало неразрешимой загадкой, да и нас самих оно порой озадачивало. Нередко полиция ограничивалось всего одним днем повальных арестов, считая, что и вся организация теперь разбита, уничтожена или обезврежена. А иногда бил тревогу кто-нибудь из арестованных — передавал на волю через специально созданную для таких случаев цепочку, что гестаповцы нашли тайники и теперь им известны имена главных руководителей.
Арестованного допрашивали, требуя сведения о двух-трех лицах, имевших, как он полагал, большой вес в организации, на деле же возглавлявших полусамостоятельный отряд, по заданию которого он работал. Гестапо, таким образом, думало, что поразило цель, а оказывалось в тупике.
Система организованного Сопротивления как продолжения польского государства под управлением правительства в изгнании, состояла из пяти основных структур.
1. Административная структура состояла из главного и областных представителей (делегатов) правительства. Они руководили отделениями (департаментами), соответствующими министерствам лондонского правительства: департамент внутренних дел, финансов, образования и т. д. Задача этого аппарата состояла в том, чтобы осуществлять тайное, подпольное, независимое от оккупантов, управление страной. Так воплощался в жизнь общий принцип неподчинения оккупационным властям. Поляки отказывались признавать правомочность немецкого Генерал-губернаторства, специальный декрет объявлял не имеющими силы все законы и распоряжения, исходящие от немцев [108] . Во избежание хаоса властные полномочия на всей территории страны передавались подпольной Делегатуре.
И очень скоро эта подпольная администрация стала куда более авторитетной в глазах граждан, чем нацистская, опиравшаяся на насилие. Практически в каждом воеводстве, каждом городе и районе был представитель Сопротивления, который обеспечивал власть подпольного государства и поддерживал связь с местным населением. Эти представители были готовы взять на себя управление по всей стране, как только она освободится от захватчиков.
2. Военная структура включала в себя подпольные вооруженные силы. Во главе их стоял верховный главнокомандующий, которому подчинялись командующие воеводств и округов, прерогативы которых на данной территории определялись требованиями военного времени. Они могли издавать постановления и декреты, мобилизовывать население для выполнения тех или иных работ, призывать мужчин в армию. Каждый солдат этой подпольной армии имел те же права и обязанности, что и обычный солдат регулярной армии; так же, как и там, год службы засчитывался ему за два.
Верховный главнокомандующий, хоть это и не было обнародовано, получил от президента Польской Республики особые полномочия, в частности позволявшие ему объявить полную или частичную мобилизацию в тот момент, когда польское правительство в изгнании по согласованию с правительствами союзников отдаст приказ о всеобщем выступлении против оккупантов.
Эта вооруженная часть Сопротивления получила в 1942 году название Армии Крайовой и выполняла две основные функции: во-первых, занималась политической диверсией, пропагандой, подготовкой к всенародному восстанию; во-вторых, чисто военной деятельностью — саботажем (подрывавшим немецкую гражданскую и военную промышленность), прямыми диверсиями (нанесением урона немецкой армии, ее коммуникациям, снабжению и транспорту), формированием воинских частей и т. д. Кроме того, АК сотрудничала с подразделениями, действовавшими на территориях, присоединенных к рейху и к Советскому Союзу [109] .
3. Роль парламента играло представительство политических партий Сопротивления [110] . Каждая из четырех основных партий занималась по собственной инициативе различной деятельностью в рамках Сопротивления. Они имели право вести самостоятельную пропаганду, социальную и политическую работу, организовывать независимые акции против оккупантов. С представительством партий тесно сотрудничали глава Делегатуры и верховный главнокомандующий. Под контролем парламента были финансы, он решал, сколько членов от каждой партии войдет в состав подпольной Делегатуры, а также в ее центральный и местные аппараты. Партии имели своих представителей в лондонском правительстве в изгнании.
4. Четвертая структура называлась Управлением гражданского сопротивления [111] . Его задачей было поддержание в стране политики неповиновения оккупантам. В состав Управления входили известные ученые, юристы, священники и общественные деятели. Они должны были бороться с предателями и коллаборационистами, судить тех, кто обвинялся в сотрудничестве с нацистами, выносить им приговор и следить за тем, чтобы он приводился в исполнение. Местные отделения этой структуры имели право выполнять функции трибуналов.
Подпольные суды могли приговаривать к общественному порицанию или смерти. Порицание выносилось полякам, нарушившим установку на сопротивление оккупантам (если они не могли оправдать свое поведение). Такое решение предавалось гласности, виновный немедленно подвергался остракизму, а после войны должен был предстать перед судом. К смертной казни приговаривались те, кто активно сотрудничали с нацистами или были уличены в действиях против участников Сопротивления. Трибунал мог также приговаривать к смерти любого представителя немецкой администрации, отличавшегося особой жестокостью. Приговоры не подлежали обжалованию и всегда приводились в исполнение.
5. Пятая структура работала с отдельными организациями. Она координировала действия политических, экономических, образовательных и религиозных объединений, не входивших в компетенцию четырех предыдущих структур. Некоторые из этих групп выполняли важные задачи, например разрабатывали учебные программы для всей системы подпольного образования, от школ до университетов. Другие поддерживали моральный дух населения, занимались благотворительностью, оказывали материальную помощь пострадавшим от оккупантов. Хотя эти организации не входили непосредственно в систему Сопротивления, они также были важны и незаменимы в общей борьбе.
108
Имеется в виду декрет, подписанный президентом Польской республики Владиславом Рачкевичем еще 2 октября 1939 г., который объявлял «не имеющими силы все законодательные акты оккупантов» на основании статьи IV Гаагской международной конвенции (1907 г.).
109
Военная структура Сопротивления была создана 13 ноября 1939 г. указом генерала Сикорского как премьер-министра и верховного главнокомандующего вооруженными силами и получила название Союза вооруженной борьбы, командование которым было поручено генералу Соснковскому. Когда после поражения Франции правительство эвакуировалось в Лондон, Соснковский назначил (30 июня 1940 г.) бригадного генерала Стефана Ровецкого командующим Союзом вооруженной борьбы на всей территории в границах 1939 г. — его-то автор и называет в данном случае верховным главнокомандующим. 3 сентября генерал Сикорский присвоил Ровецкому титул командующего вооруженными силами в отечестве, а 12 февраля 1942 г. Союз вооруженной борьбы был официально переименован в Армию Крайову (АК). Участники польского вооруженного Сопротивления в советской оккупационной зоне подверглись в 1940 — первой половине 1941 г. массовым арестам и депортациям, когда же после немецкого вторжения в СССР 22 июня 1941 г. польско-советская граница была уничтожена, это парадоксальным образом способствовало объединению сил Сопротивления. Уже в 1942 г. партизанские отряды под управлением или контролем АК действовали на территории Белоруссии и Литвы, а также в Львовской и Волынской областях. Одновременно в состав АК были интегрированы боевые отряды разных политических сил (за исключением двух — ультраправой и ультралевой в лице ультралевых коммунистов, не признававших легитимность правительства в изгнании). Всего в АК насчитывалось около 350 000 человек.
110
Этот подпольный парламент получил название Политический согласительный комитет; с 1943 г. — Политическое представительство в отечестве, а с января 1944 г. — Совет национального единства; распущен в августе 1945 г.
111
Управление гражданского сопротивления было создано осенью 1940 г. В конце того же года Стефан Ровецкий установил «принципы гражданского сопротивления»: бойкотирование оккупантов, бойкотирование и наказание коллаборационистов, малый саботаж в виде распространения листовок, срыва организованных немцами кино- и театральных представлений и т. д., обязательная помощь жертвам нацистов. В апреле 1941 г. главой Управления был назначен адвокат Стефан Корбонский. (В 1943 г. это Управление объединилось с созданным при Армии Крайовой в 1942 г. Управлением конспиративного сопротивления в Управление подпольного сопротивления.) Первые смертные приговоры были вынесены в Варшаве в марте 1943 г., население было оповещено о них с помощью расклеенных ночью по городу листовок. 18 марта были обнародованы предупреждения вымогателям, которые шантажировали и выдавали прятавшихся в «арийской части» столицы евреев.
Вот так выглядело подпольное польское государство зимой 1941/42 года.
За границей видные политики, польские и зарубежные, часто спрашивали меня, насколько оправданы будут столь суровые меры наказания коллаборационистов, если война затянется надолго, а нацистский террор еще ужесточится. У меня никогда не было никаких колебаний на этот счет. Как бы ни разворачивались военные события и каких бы жертв ни требовала тактика тотального сопротивления, она должна оставаться неизменной. В дальнейшем мы в Польше стали замечать, что другие страны порой не придают значения тому, что нам пришлось выстрадать и на какие жертвы пойти. Об этом с горечью говорили, об этом писали подпольные газеты, это обсуждалось в правительстве. Несмотря ни на что, мы прилагали все силы и пускали в ход любые средства, жертвовали жизнью отдельных людей и даже всего народа в целом ради победы демократической коалиции, и нас оскорбляло то, что другие страны, боровшиеся не так ожесточенно, как Польша, и даже поддерживавшие отношения как с демократами, так и с фашистами, «отделались» легче, чем мы.
Глава XX
Краков. Квартира пани Л.
Правила подполья запрещали долго проживать в одном и том же месте. Так что я не удивился, когда мне приказали сменить адрес. Приказ был срочный — в доме, где я жил, гестапо арестовало какую-то женщину. Кто она и за что ее арестовали, я не знал, но к этому происшествию отнеслись как к тревожному знаку. Я скрылся. На новом месте я не стал заполнять анкету и жил без регистрации, продолжая слушать радио. Со своим предыдущим хозяином я поддерживал связь — обычная хитрость подпольщика, почуявшего, что к нему подбирается гестапо. Когда нацистская полиция брала кого-нибудь под подозрение, она узнавала его адрес в жилищных службах и приходила за ним среди ночи. А подпольщик, сменив жилье, мог узнавать у хозяина своей официальной квартиры, являлось ли по его душу гестапо. Это меня и спасло. Через пару дней после переезда мне сказали, что приходили двое гестаповцев и спрашивали меня, называя фамилию, которой я тогда пользовался. Значит, нужно менять и документы.
В Кракове мне повезло. Всех, с кем я прежде жил, арестовали, я же успел скрыться. Потом я зарегистрировался в доме, принадлежавшем жилищному кооперативу, не ликвидированному немцами, под видом агента по торговле книгами, и одновременно снял комнату у одной пожилой дамы. Сделал я это под предлогом, что помимо основного занятия торгую картинами, для хранения которых нужно место. В этой комнате находился мой радиоприемник.
Управлял кооперативом Тадеуш Келец [112] . Я знавал его еще в школе в Лодзи и был уверен, что он меня не выдаст, даже если сам не участвует в Сопротивлении. Это был необычный, блестящий, великодушный человек, самоотверженно и неустанно воплощавший в жизнь свои идеи.
112
Тадеуш Келец — в действительности Тадеуш Пильц. Он был другом детства и юности автора, в Кракове с 1937 г. был связан с левыми социалистами, среди которых был также Юзеф Циранкевич. Пильц был одним из организаторов побега Карского из Новы-Сонча. В 1941 г. Карский жил у него в Кракове, на Праской улице, на берегу Вислы. В то время он не знал, что его друг был членом коммунистической ячейки, которому поручили внедриться в ряды социалистов. Пильц был арестован гестапо в октябре 1941 г., отправлен в Бухенвальд и там казнен.
Каждый из нас был убежден, что другой состоит в Сопротивлении. Тадеуш угадал это просто потому, что я зарегистрировался под чужим именем. А я понял, что Келец из наших, потому что он всегда был прекрасно осведомлен о последних событиях, много знал о методах гестапо и владел информацией, которую, кроме как в подполье, почерпнуть было негде. Главное же — у тех, кому доводилось иметь дело с конспирацией, быстро вырабатывается особый «нюх», инстинкт, позволявший распознать собратьев. Однако за все то недолгое время, что мы прожили вместе, ни он, ни я не открыли себя и не задавали друг другу вопросов.
В апреле 1941 года Келец запросил и получил разрешение съездить к родителям на юг Польши. А через несколько дней после его отъезда до нас дошла весть, что его и еще трех человек арестовали… недалеко от Люблина, то есть к северу от Кракова. Их схватили, когда они разбирали железнодорожные пути. На другой день там должен был проехать следующий из СССР в Германию состав с оружием и продовольствием — они хотели пустить его под откос.
Тадеуш, как я узнал впоследствии, возглавлял одну из вышеупомянутых малых подпольных групп «на периферии». Он и его люди, как многие другие автономные организации, работали сами по себе, что их и погубило. Всех четверых прилюдно повесили на Рыночной площади в Люблине, и тела не снимали с виселицы двое суток, в назидание местным жителям. На груди у них висели таблички, на которых было написано, что это польские бандиты, напавшие на немецких служащих с целью ограбления, и что так будет с каждым, кто вознамерится вредить Германии. Эти последние слова выдавали правду.
После ареста Келеца в кооператив нагрянули гестаповцы, перерыли все сверху донизу и допросили всех жильцов. Меня предупредили об облаве, когда немцы были за два подъезда от моего. Но я все-таки успел убежать, бросив все свои вещи. Участь Келеца и его товарищей глубоко потрясла меня. Помимо всего прочего, я остался без денег, а организация переживала тяжелое время. Мне с трудом удалось достать бумаги на новое имя. При таких печальных обстоятельствах я нашел приют у некой пани Лясковой [113] . Она была женой бывшего дипломата, вступившего в польскую армию на Западе. В предвоенные годы супруги и их сын Юзек жили за границей. Чувствуя, что война неизбежна, муж отправил жену и сына домой, в Польшу, где, как он надеялся, они будут в большей безопасности. Как многие другие семьи, они потеряли все, что имели.
113
Вероника Ляскова — в действительности Бронислава Лянгродова, урожденная Брунер (1902–1975). Была членом подпольной социалистической партии, сотрудницей Циранкевича, входила в редакцию подпольной газеты Wolno's'c (см. прим. 2 к главе XI и прим. 1 к главе XIX /В файле — примечания № 72 и 107 — прим. верст./). После войны вместе с мужем эмигрировала в США.