Мои глаза слезились от внезапно нахлынувшего яркого света. Все еще была ночь, но теперь она полыхала зарницами огней. На улицах было светлее, чем днем. Я чувствовал себя так, будто меня ударили кулаком в живот, облили ледяной водой, ослепили… и при этом я наделал в штаны.

— Что это, черт побери?!

— Прыжок во времени на шестьдесят пять лет вперед, и он вызвал серьезное времетрясение там, откуда мы прибыли. Ты далеко забрался, Майк. И это для твоей же пользы. Удар весом в шестьдесят лет потянет за собой местное смещение, по крайней мере года на три. Твой «мустанг» прилично весит, и взрыв, который нас сопровождал, имеет большой эпицентр. Так что рябь пойдет до самого Вест-Ковина.

Я никак не мог восстановить дыхание. Физические последствия перехода… эмоциональный шок… ослепляющий свет вокруг… Икинс протянул мне флягу:

— На, выпей. Поможет.

Я даже не собирался спрашивать, что там, — но это был не скотч. По вкусу походило на холодный молочный коктейль с ванилью, но с теплым персиковым послевкусием.

— Что это за чертовщина?.. — Приятное ощущение распространилось по моему телу дрожью облегчения. Я наконец обрел способность дышать.

— Выдаю тебе краткую версию. Путешествия во времени возможны. Но это болезненный и даже опасный процесс. Каждый раз ты пробиваешь дыру во времени, как будто проделываешь отверстие в большой миске с пудингом. Весь пудинг вокруг дырки разрушается и заполняется пустым пространством. Возникает рябь. Вот что вызывает времетрясение. Времепутники.

Это звучало бы как полная чепуха. Если б не доказательства. Движущиеся вывески — огромные экраны с трехмерными изображениями, прозрачные, как оконное стекло, и ослепляющие, как прожекторы. Вокруг нас стоял оглушительный шум уличного движения, огромные рычащие чудовища проносились мимо, вздымаясь над моим, сразу ставшим маленьким автомобилем.

— Дерьмо! И это все твоих рук дело?

— В основном. Ладно, заводи мотор и поезжай. Здесь зона с ограниченным временем стоянки. — Икинс жестом указал мне направление. — Езжай на запад в Фэрфакс, там есть санктуарий для машин.

Если бы Икинс не сказал мне, что это бульвар Санта-Моника, я бы его никогда не узнал. Место выглядело как район Гинза [173] в Токио. Или как центр Лас-Вегаса. Я чувствовал себя Алисой, попавшей из Страны чудес в «Диснейленд».

Здания больше не имели прямоугольных очертаний. Они змеились, изгибались, устремляясь вверх. Стояли наклонившись к центру улицы или, наоборот, откинувшись назад. Какие-то штуки торчали из стен под невероятными углами. Некоторые из зданий нависали над улицей в виде арки, расположившись по обеим ее сторонам. Все они были ярко раскрашены в цвета всех оттенков и блистали неоновыми огнями — психоделический ночной кошмар.

Везде висели билборды, в основном движущиеся, — гигантские телевизионные экраны, показывающие обольстительно красивые картины: сверкающие на солнце берега Гавайев, огромные аэропланы, плывущие сквозь подсвеченные рассветными лучами облака, обнаженных мужчин и женщин, женщин и женщин, мужчин и мужчин, плещущихся в струях воды.

Обитатели ночного города щеголяли фантастическим макияжем, ярко накрашенными глазами и губами, их уши окаймлял сверкающий металл, мерцающие татуировки на телах изгибались и пританцовывали. Многие поражали цветом кожи — бледно-голубой, светящейся зеленой, серебристо-серой и нежной бледно-лиловой. Некоторые, кажется, имели светящиеся контуры тела, а другие — хвостики, торчащие из атласных шорт. Мужчины? Женщины? Определить это было невозможно.

— Следи за дорогой, — предостерег Икинс. — У этой машины нет автопилота.

Его замечание покоробило меня, но он был прав. Прямо впереди — я не в силах даже описать это — воздвиглись три яркие вершины, созданные словно из взбитых сливок, невероятно длинные и простирающиеся высоко в небо. Две сотни этажей, может быть, три, а может, даже больше, не могу сказать. Здания? Освещенные проемы (окна?) тянулись на всю высоту сооружений. Разноцветные огни пробегали по ним вверх и вниз на протяжении всех плоскостей. Приблизившись, я смог различить сады и террасы между нижними уровнями башен.

— Что это?

— Эти шпили?

— Да.

— Внизу — офисы и жилье, все, что выше, — это трубы. Жесткие надувные конструкции. Такие же большие трубы идут дальше внутрь страны, от Сан-Франциско во внутренние земли.

— Зачем такие трубы?

— Знаешь, как луговая собачка вентилирует свое логово?

— Понятия не имею!

— Входы в гнездо находятся на разной высоте. Достаточно одного или двух дюймов. Ветер, дующий через отверстия, создает разницу давления. В дырке, находящейся выше, давление немного меньше. Этой разницы достаточно, чтобы протягивать воздух через гнездо. Пассивная вытяжка. Трубы работают по такому же принципу. Ветер затягивает воздух снизу и выбрасывает наверх. Таким образом воздух обновляется, чаша города очищается. Открой окно. Вдохни.

Я опустил стекло и вдохнул аромат цветов.

— Ночью это нельзя разглядеть. Но днем ты увидишь, что почти каждое здание имеет на крыше свой собственный сад — и солнечные панели. В среднем такое здание производит сто шестьдесят процентов энергии, необходимой ему для обеспечения собственных потребностей в течение дня, и таким образом создает достаточный резерв на вечер или для продажи в общую энергетическую систему. При наличии маховиков и топливных батарей, а также внутренних резервов здание может запасти достаточно энергии, чтобы пережить неделю штормов. Здесь сворачивай налево, на пандус парковки. Ищи, куда встать.