Дядя Шура отобрал у Ольги открытку, разорвал ее и бросил клочки в воду.

– А я, может быть, славы хочу, - вяло возразила Ольга.

– Хватит! Прославилась.

– Не хватит!
– крикнула Ольга.

– Не кричи. Я взываю к твоему рассудку. Короче - к уму.

– Это самое легкое! Когда нельзя воззвать к рассудку того, кто виноват, взывают к рассудку того, кто прав. Почему, когда один обидел другого, обиженному говорят: прости его, ты должен быть умнее? Почему обиженные всегда должны быть умнее обидчиков? Почему умному всегда говорят - уступи? Почему дуракам и хамам такая привилегия?

– Почему?
– угрюмо спросил Тимоша.

Шут (дядя Шура) снял фуражку, лоб вытер носовым платком. Открыл рот, и изо рта у него стали вылезать шарики - розовенькие, голубенькие, зелененькие, лимонные, ясненькие, - короче говоря, разноцветные шарики.

– Не знаете, - грустно сказала Ольга.

– Эй!
– раздался крик.
– Эй, где вы?!
– На набережную вылетели Аркашка с Ольгиным нерпичьим портфелем и Боба.
– Вот вы где! Мы запарились. Мы весь парк обегали.

Ольга взяла у Аркашки портфель.

Аркашка старательно дышал, обогащая свою загнанную кровь кислородом.

Он отдышался наконец. Стащил Ольгу с парапета.

– Прячься быстрее. Сюда бабушки мчатся. Три квартала висели у меня на пятках. В парке я их сбросил со следа. Они сейчас здесь будут, зуб даю - у моей бабушки нюх чувствительный.

– Дядя Шура, спрячьте меня, - попросила Ольга.

Дядя Шура открыл дверь будки. В этой будке некогда стоял милиционер-регулировщик, но повесили над перекрестком светофор-автомат - и регулировщик оказался ненужным. Будку оставили на всякий случай: вдруг автомат испортится.

Первой на набережную выбежала старуха Маша, за нею - старуха Даша. Они подозрительно оглядели компанию.

– Кто ее видел?

– Куда она делась?

– Шурка, отвечай, ты ее схватил?
– спросила старуха Маша и, не дав времени шуту на ответ, заголосила: - Вся в рыжую Марфу! Родная бабка лежит под уколом, валерьяновку стаканами пьет. А она гуляет. Она обиделась. У нее нервы. Где она?

– Я сказал - топиться пошла, - ответил за всех Аркашка.

– А я тебя за ухо.

Аркашка безучастно подставил голову.

– Отрывайте, все равно когда-нибудь оторвете.

Боба вступил в игру печально возвышенный, закатив глаза к небу:

– Она утопилась. Она действительно утопилась. Встала на парапет. Руки вот так. Сказала: "Я всех прощаю, всех, всех". Потом сказала: "Прощайте, природа и небо, одни только вы меня понимали". И бултых...

– Господи, твоя воля!
– Старуха Маша перекрестилась. Спину выпрямила и заговорила грустным возвышенным голосом: - Что же мы Клаше-то скажем?.. Такая хорошенькая, славная такая. А уж вежливая, а уж воспитанная. Умница. А какие у нее волосики были чудесные. Я таких отродясь никогда не видела, как огонек...

– И ты не бросился ее спасать, такую девчонку?
– тихо спросила Бобу старая дворничиха.

– Я не мог. Я простуженный.
– Боба закашлялся хрипло и засипел: - У меня катар.

– А ты? Почему не прыгнул?
– спросила дворничиха у Тимоши.

– Я? Вы меня спрашиваете?

– Бестолковый! Тебя, а то кого же?

– Я? Почему я не прыгнул?
– Тимоша не сразу нашелся.
– На меня столбняк напал. Я вроде окаменел. Вот так, - Тимоша выпрямился, нижняя челюсть у него на минуточку отвалилась.

Дворничиха засмеялась, на него глядя, но вдруг сморщилась вся и заплакала.

– Ты чего?
– Старуха Маша бросилась к подруге, принялась тормошить ее, утешать.
– Что ты, что ты, Даша? Ты, никак, плачешь? Если уж Даша заплакала, значит, в самом деле что-то серьезное произошло, - сказала она и снова принялась тормошить и утешать подругу.
– Даша, не плачь. Ну, Даша. Такая девчонка была! Абрикосинка наша-а-а!..

Плакала Маша.

Плакала Даша.

– Такая девчонка была... За такую девчонку не только в воду - в огонь можно прыгнуть. А они, видишь, простуженные, в столбняке. Лоботрясы. Я бы на их-то месте в такую девчонку влюбилась по гроб жизни.

– Спокойно, тетя Даша, спокойно, - остановил ее шут.
– Это другая тема. Сегодня мы ее не касаемся.

– Про любовь в твоем театре нельзя, - вздохнула дворничиха.
– Говори, куда ты дел Ольгу? Ее бабка в постели лежит, в ожидании инфаркта, мы по городу бегаем на больных ногах. Куда ты ее дел?

– Куда ты ее дел? Говори, Шурка, - поддакнула старуха Маша.

– Никуда, - ответил шут.
– Она домой поехала.

– Врешь ведь.

– Точно. Взяла такси и поехала. Все видели.